Серёга с Валерой переглянулись и тоже засмеялись. Напряжение в машине немножко спало и вскоре мы, наконец, приехали на базу. Валерины ребята были все на месте. Доставив пленников в подвал, мы усадили Анну за стол, дали ей бумагу, ручку и попросили, всё подробно написать про организацию и наркотики. Я с Серым и Валерой прошла в отсек, где прикованный наручниками сидел наёмный убийца. Вспомнив умирающую у меня на руках несчастную девушку Аллу, я с такой ненавистью посмотрела в глаза убийцы, что он не выдержал и отвёл свой взгляд.
– Итак тебя зовут Прохоров Владимир Иванович, или как там тебя на самом деле зовут мы скоро узнаем, но пока будем придерживаться этого имени. – Начала я, не скрывая свою злость и отвращение, беседуя с этим не человеком. – Я так понимаю, добровольно и чистосердечно ты ничего говорить не будешь.
– Что я идиот, что ли что-то говорить, я лучше помолчу. Целее буду. – Усмехаясь, сказал Прохоров.
– Да нет, целее ты не будешь, как раз наоборот.
– Почему это не буду? – с интересом спросил Прохоров.
– Да потому что своему полковнику Сажину ты живой не
нужен. С твоими показаниями или без, Сажину так или иначе грозит расстрел и ему уже не отвертеться. Подумай о себе. Если ты честно расскажешь, что все приказы на ликвидацию ты получал непосредственно от полковника, тем самым являясь только исполнителем его воли, то дело можно повернуть так, что ты под угрозой своей жизни и жизни своих близких, был вынужден исполнять эти приказы. В таком случае ты можешь отделаться сроком на 15 лет. А если ты ни в чём не сознаешься, Сажин, цепляясь за свою продажную жизнь всё будет валить только на тебя. Типа, ты действовал на свой страх и риск, исключительно по своему разумению и он вообще тебя не знает и знать не хочет. При таком раскладе ты категорически не нужен полковнику живым и тебя в камере по-тихому удавят, представив так, что ты сам повесился. А вот если ты начнёшь давать показания, тебе до суда предоставят одиночную камеру, а Сажина к тому времени уже расстреляют. И на суде, при хорошем адвокате у тебя есть все шансы остаться в живых. Я даю тебе десять минут для принятия решения. – Объяснив Прохорову что его ждёт, я вышла из отсека.
Сергей с Валерой вышли со мной.
– Лан, как ты думаешь, он сознается? – спросил меня Валера.
– Да это не важно совсем, ему при любом раскладе не жить. Если сознается, то это лишь ещё один забитый гвоздь в дело Сажина. Не сознается, полковник подключит все свои связи, и он не доживёт до суда. Меня больше всего волнует Кирилл. Он может выскочить, если Сажин будет о нём молчать. А он будет молчать, потому что ему не выгодно брать на себя групповые преступления. Дело в том, что Кирилла знает лишь полковник и косвенно Анна. Кирилл Прохорова не знает, на суде скажет, что и Анну он никакую не знает. Оговорила, мол, его обиженная женщина, потому что не ответил ей взаимностью, да мало ли ещё за что. Это такой хитрый и беспринципный человек, что у меня прямо холодеет всё внутри, если он уйдёт от ответственности. У нас остаётся единственный шанс его зацепить – это завтра при погрузке детей в самолёт. А если Прохоров откажется с нами сотрудничать, то полковник, не дождавшись от него доклада о том, что он выполнил его приказ и убил Анну, может вообще отменить завтрашнею отправку детей. Поэтому, ребят, на всякий случай, надо уже сейчас послать в этот посёлок двух самых надёжных парней, чтобы они следили за тем, чтобы с детьми ничего не случилось.
Валера кивнул и ушёл отдавать указания своим ребятам.
– Любимая, а зачем им вообще нужны были наши советские дети? – спросил Серёга.
– А вот эту информацию может узнать только Интерпол, арестовав тех троих ублюдков немцев. Я думаю, даже Анна этого не знает. Я, конечно, догадываюсь что эти не люди, делали с нашими детьми, и Серёж, если это правда, я не знаю куда катится этот мир. Всё это так мерзко и жутко, что я пока не хочу об этом говорить.
Вернулся Валера и мы опять прошли в отсек к Прохорову.
– Ну как, Владимир Николаевич, ты принял решение? – спросила я.
– Да, я сдам Вам Сажу.
– Прекрасно, скажи, пожалуйста, когда и как ты должен сообщить полковнику, что выполнил его задание? – задала я свой главный вопрос.
– Я должен позвонить в восемь утра ему домой и сказать: «Всё нормально, О.К.».
Сняв с него наручники, ребята усадили Прохорова за стол писать подробно свои показания. Я посмотрела на часы, было уже три часа ночи или утра не знаю как правильно. Мне жутко хотелось спать. Ребята принесли всякой еды, но я понимала, если я сейчас наемся, то засну прямо за столом. Мы Серым посмотрели друг на друга, и он сказал: