…Вот и пришла пора снять погоны. Снова родной дом, родная работа, старые друзья… А в день двадцатой годовщины победы над фашистской Германией вспоминали солдаты минувшие дни. Вспомнил и Николай Иванович тот день.
— А почему же тебе орден не вручили? — спросили его. Но ответили на него уже работники райвоенкомата. На их запрос Министерство обороны подтвердило: «Да. Гвардии старшина Голубичный Николай Иванович действительно в мае 1945 года награжден орденом Славы первой степени».
У нас никто не забыт! Ничто не забыто!
Односельчане говорили: и кто мог подумать, что Николай Иванович настоящий герой? Работает, живет тихо, скромно. А воевал как!
При вручении награды в районном Доме культуры было много народу. И снова пришли воспоминания. Гвардии старшина Голубичный, получая орден из рук секретаря райкома партии, сказал: «Нет, мы, ветераны, не разучились воевать! Кому урок истории не пошел впрок, можем повторить! Но теперь, если кто нападет на мою Родину, пойду воевать не один! С сыном!»
Зима 1941 года… Разве можно забыть ее!
От линии фронта до Москвы рукой подать. Все труднее, труднее сдерживать озверевшие фашистские банды. Они уже предвкушают радость близкой победы и идут на все, не считаясь с жертвами.
В конце ноября гитлеровцы перешли в новое наступление. Ожесточенные бои разгорелись на всех участках фронта — от Волжского водохранилища до Тулы.
Четвертая отдельная истребительная противотанковая бригада держала оборону под Серпуховом.
Ослепительно белеют поля, снег мягким ковром прикрыл землю. Только воронки от снарядов, мин, бомб, словно чернильные пятна на белой бумаге. Уцелевшие дома кажутся ниже, словно пригнулись в ожидании неминуемой гибели. Стоят безмолвные, покрытые снегом; солома крыш торчит ушами, вслушивается будто дом и гул боя.
К этому бою прислушивались всюду: здесь решалась судьба столицы, судьба Москвы.
…Вот и передышка. Меткий огонь артиллеристов, героизм пехоты, самоотверженные действия летчиков, танкистов сделали свое дело. Враг бежал с поля боя. Не все. Многие навсегда остались лежать в снегах Подмосковья… Командир батареи капитан Зайцев, подойдя к орудию сержанта Голубичного, сказал: «Осталось мало снарядов, стрелять только прямой наводкой, наверняка». — Сделав паузу, внимательно посмотрел на стоящих артиллеристов, продолжал: «Молодцы. Один к одному молодцы! И похожи друг на друга. Вы что, братья, что ли?»
«Конечно, братья, товарищ комбат, — улыбнулся Голубичный, — хотя и от разных матерей. Но фронт, он всех породнит. Да мы и впрямь, если не родня, то земляки. Наводчик Саитов — из Самарканда, подавальщик Маликов — из Ташкента, а сам я из Тойтепа.
— А что такое Тойтепа?
Голубичный даже глаза прикрыл от удовольствия.
— Тойтепа, товарищ комбат, — это солнце, хлопок, рис, урюк, цветы… Выпадет минутка, расскажу поподробнее…
— Танки! — крикнул Маликов.
Комбат бросился к телефону.
— Батарея, прямой наводкой, бронебойными…
Танки врага идут прямо на позицию батареи. Расчет Голубичного выжидает. Вот осталось 200 метров, слышен лязг гусениц, сейчас уже можно будет различить смотровые щели. Танки не сосчитать, да и считать некогда. Вокруг рвутся снаряды. Саитов припал к прицелу. Орудие вздрагивает, смертельной слюной плюет в сторону фашистской нечисти.
Лица и руки в крови, шапки сброшены — жарко! Пряди волос свисают на лоб, пот льется ручьем — жарко! Над головой с визгом пролетают осколки — никакого внимания — некогда! Горят до десятка танков фашистов, но стальная лавина ползет. Ее задача — смять бригаду, раздавить пушки, уничтожить героев-пушкарей. Тогда — свободно шоссе, тогда — впереди только Москва. Из громкоговорителей, установленных на танках, — мерзкая речь: «Сдавайтесь, русские! Москве капут».