Выбрать главу

— Ясно, — сказал Ника.

Опять получалось, как с пограничниками. До сих пор он думал, что шпион обязательно должен красться через границу тёмной дождливой ночью. А оказывается, даже воздушный шар может быть шпионом.

Солдат наколол дров и ушёл на кухню.

А Ника опять остался один. Всем было не до него.

Все были заняты серьёзным делом. И тогда он решил, что ему тоже надо заняться делом.

Он вернулся домой, достал альбом и стал рисовать станцию с антенной, похожей на антенну телевизора, и воздушный шар высоко в небе, и своего папу с полевой сумкой на боку.

Потом он подумал и пририсовал шару уши и рот, полный острых зубов, и маленькие злые глазки.

Он хотел нарисовать ещё землю и заводы с высокими красными трубами, и фабрики, к которым пробирается шар-шпион… Но тут в передней загремели знакомые шаги.

— Тра-та-та, тра-та-та, открывайте ворота! — проговорил отец громким голосом. Он был в весёлом настроении.

— Сбили шарик, да? — спросил Ника.

— Ого! Да ты всё уже знаешь! — удивился папа. — Может, и рассказывать не надо?

— Нет, рассказывай! Рассказывай!

— Ну, хорошо, слушай. Мы обнаружили этот шар ещё до того, как он пересёк границу. И всё время следили за ним. И наши истребители всё время стояли на аэродроме, готовые взлететь и сбить этот шар. А он будто дразнил нас — то приближался к границе, то опять удалялся. Шар ведь не самолёт. Есть ветер — он летит. Нет ветра — висит неподвижно. Повис у самой границы — ни туда, ни сюда. Застыла точка на экране и стоит на одном месте. А мы глаз с неё не спускаем. И так час, второй, третий. Ну, а потом всё-таки шар пересёк границу, и тогда сразу поднялись наши истребители и прихлопнули его. Вот так-то.

Отец взъерошил Никины волосы и засмеялся. Но глаза у него были усталыми. Это Ника заметил точно.

Прогулка

Однажды в субботу Ника отправился гулять один: мама стирала, а папа ушёл на командный пункт.

Ника поднялся на бугор, спустился и тут наткнулся на целые заросли черники. Он лёг на живот и стал есть ягоды. Первый раз в жизни он видел так много ягод.

Он переползал от куста к кусту, и вдруг прямо перед ним возникли солдатские сапоги. Ника поднял голову и увидел рядового Терентьева.

— Батя твой волнуется, куда ты делся, — сказал Терентьев. — Велел пойти поискать. А ты витаминами, значит, питаешься?

Он лёг рядом с Никой и тоже принялся за ягоды.

— Спешить нам некуда. Верно? — Он подмигнул Нике.

Скоро они наелись ягод и лежали, раскинув руки, глядя в небо.

— Летом здесь ничего, жить можно, — сказал Терентьев, — а вот зимой… Зимой полярная ночь наступает, темно, бураны, метели, носа из казармы не высунешь. Бывает, так занесёт, что и дверь утром не открыть. Помню, был как-то случай — в буран антенну попортило. Чинить надо. А ветер такой — никто лезть не решается. «Ну, — говорит тогда командир, — давай, Терентьев, на тебя вся надежда». Что делать — полез.

Терентьев помолчал. Ника повернулся и приподнялся на локте.

— А дальше? — нетерпеливо спросил он.

— Дальше? Что дальше? Починил, конечно.

Терентьев посмотрел на часы.

— Пора, однако, — сказал он. — Обед скоро.

…Возле казармы солдаты разгружали уголь. Видно, работали они уже давно: лица у всех были чёрными от угольной пыли, а гимнастёрки— мокрыми от пота. И у Никиного отца и фуражка, и гимнастёрка, и зелёные погоны — всё тоже было припорошено мелкой угольной пылью.

— Ну что? — сказал он Терентьеву. — А ещё подольше вы не могли? Вам лишь бы не работать…

— Товарищ старший лейтенант, — своим жалобным голосом проговорил Терентьев, — не могу я быстро… Вы же знаете — нога у меня…

— Ох, Терентьев, Терентьев, вечно вы себе болезни находите… И зимой, когда антенну надо было чинить, вы тоже срочно заболели…

«Что он говорит!» — ужаснулся Ника.

— И вам плевать было, что ваши товарищи пообмораживали руки…

«Так вот, наверно, почему у Крошкина всегда красные руки!» — мелькнуло в голове у Ники.

Он испуганно посмотрел на Терентьева. Он ждал, что тот рассердится, возмутится, начнёт доказывать, что всё это неправда. Но Терентьев словно и не слышал слов Никиного отца.