— Ясно, ясно… — недовольно проворчал Терентьев. — Чего тут неясного… Только и слышишь: «Терентьев, опять бездельничаешь? Терентьев, опять отлыниваешь?» Сами бы так побездельничали!
Охая и прихрамывая, он побрёл прочь. Даже лупу и палочку забыл от расстройства.
А Ника остался. Ему было так неловко, словно не сержант Крошкин, а он сам обидел Терентьева. У человека нога болит, а его заставляют маршировать… Разве это справедливо? Нет, будь он командиром, он бы никогда не стал так поступать… Никогда.
«Вот пожалуюсь папе, — думал Ника, — небось Крошкину не поздоровится…»
Военная хитрость
— Шестнадцатая… Сто десять… Двести тридцать… — говорил в микрофон солдат-оператор.
Он сидел, низко склонившись над экраном.
Ника стоял у него за спиной и следил за светящейся точкой. Точка медленно двигалась к центру круга.
Хотя папа и не часто брал Нику с собой на станцию, Ника уже успел здесь освоиться. Он привык и к гудению вентиляторов, и к темноте и уже знал: если точка большая — значит летит пассажирский, если маленькая— истребитель…
— Шестнадцатая… Сто десять… Двести двадцать пять… — монотонно докладывал солдат.
Ника знал, что сейчас его доклад принимают на командном пункте. На командном пункте Ника уже побывал однажды вместе с папой. Там он видел большие прозрачные карты-планшеты. Солдаты-планшетисты бесшумно вычерчивали на них курс самолётов.
— Шестнадцатая… Сто десять… Двести двадцать…
И вдруг Ника почувствовал: что-то случилось.
Изменился голос солдата. И весь он как-то напрягся и ещё ниже склонился к экрану.
И Никин папа тоже нагнулся рядом с ним.
— Не волнуйтесь. Спокойно. Спокойно, — сказал он.
Ника взглянул на экран и ахнул: там, где только что была одна светлая точка, теперь всё пестрело точками и пятнами. Ну и путаница началась на экране! Пятна и пятнышки мерцали повсюду, и среди них уже не отыскать было ту первую светящуюся точку.
— Папа… — начал было Ника, но отец взял его за плечи и легонько подтолкнул к выходу.
— Иди, иди, — сказал он, — сейчас не до твоих вопросов. Сейчас начнётся самое трудное. Иди.
Ника вышел на улицу, но не пошёл домой, а присел на землю, тут же, возле станции.
Ему не терпелось узнать, что же случилось.
Может быть, испортилась станция?
Или напутал что-нибудь солдат-оператор?
А может быть, летит сразу много самолётов?
Ждал он долго.
Наконец узкая дверь открылась и появился отец.
— Ну вот, — сказал он, — теперь ты видел, как маскируются самолёты.
Ника удивился. Он и не подозревал, что самолёты в небе могут маскироваться.
— Как? — спросил он.
— А ты думаешь, — сказал папа, — самолёт противника будет лететь и спокойненько ждать, когда мы его обнаружим? Как бы не так! Конечно, он постарается, чтобы мы подольше не заметили его. Постарается сбить нас с толку, запутать, ослепить станцию. Для этого придуманы разные способы. Вот один, самый простой. Ты видел когда-нибудь станиолевые ленты? Ну, серебряные шоколадные обёртки видел? Так вот: летит самолёт и выбрасывает за собой такие серебряные ленты. Десятки, сотни лент! А лучи станции отражаются от них. И на экране получается путаница, неразбериха. Попробуй отыщи самолёт! Для этого нужно быть очень опытным оператором…
— Значит, это был вражеский самолёт? — заволновался Ника.
— Нет, — рассмеялся папа, — конечно, нет. Это была просто тренировка. Ведь мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям и хитростям, правда?
— Правда, — сказал Ника, а сам подумал: «Вот так серебряные бумажки!»
Какие бывают шпионы
Ника проснулся и увидел: отец сидит и натягивает сапоги.
В комнате было светло, и Ника не мог понять: то ли ещё ночь, то ли уже утро.
Он тоже сел.
— Спи, спи, — сказал отец, — ещё рано. Тревогу объявили.
Тревога!
Значит, что-то произошло, что-то случилось! Первый раз при Нике здесь объявляли тревогу.
— Папа! — сказал он. — Можно, я пойду с тобой? Можно? Папа, ну пожалуйста.
— Нет, Ника, — серьёзно ответил отец. — Нет.
И Ника сразу понял, что просить бесполезно. Он снова лёг и зажмурил глаза.
Он слышал, как кто-то, громко топая, пробежал мимо дома.
Потом хлопнула дверь за отцом — и стало тихо.
Утром, когда Ника проснулся, отец ещё не возвращался.
Ника торопливо позавтракал и побежал на улицу.
На фоне неба вращались антенны радиолокаторов. Возле казармы и возле клуба было пустынно. Только около столовой солдат в линялой гимнастёрке рубил дрова.
Ника подошёл к нему.
— Что, хлопец, скучаешь? — спросил солдат. — А наши работают. Всё утро за шариком охотятся.
— За каким шариком? — спросил Ника.
— За обыкновенным, за воздушным… Понимаешь, кое-кто за границей очень бы хотел сфотографировать наши аэродромы, наши заводы и наши фабрики. Да, кстати, и нашу станцию — тоже. А как это сделать? Не больно-то просто. Ну вот и придумали— запустят воздушный шар повыше, этак километров на двадцать. А на нём всякие хитрые приборы и аппараты установят. Особые, ясное дело, аппараты, которые и снимать издалека, с высоты могут, и снимки на землю передавать. Шар летит — аппарат всё высматривает. Ясно?
— Ясно, — сказал Ника.
Опять получалось, как с пограничниками. До сих пор он думал, что шпион обязательно должен красться через границу тёмной дождливой ночью. А оказывается, даже воздушный шар может быть шпионом.
Солдат наколол дров и ушёл на кухню.
А Ника опять остался один. Всем было не до него.
Все были заняты серьёзным делом. И тогда он решил, что ему тоже надо заняться делом.
Он вернулся домой, достал альбом и стал рисовать станцию с антенной, похожей на антенну телевизора, и воздушный шар высоко в небе, и своего папу с полевой сумкой на боку.
Потом он подумал и пририсовал шару уши и рот, полный острых зубов, и маленькие злые глазки.
Он хотел нарисовать ещё землю и заводы с высокими красными трубами, и фабрики, к которым пробирается шар-шпион… Но тут в передней загремели знакомые шаги.
— Тра-та-та, тра-та-та, открывайте ворота! — проговорил отец громким голосом. Он был в весёлом настроении.
— Сбили шарик, да? — спросил Ника.
— Ого! Да ты всё уже знаешь! — удивился папа. — Может, и рассказывать не надо?
— Нет, рассказывай! Рассказывай!
— Ну, хорошо, слушай. Мы обнаружили этот шар ещё до того, как он пересёк границу. И всё время следили за ним. И наши истребители всё время стояли на аэродроме, готовые взлететь и сбить этот шар. А он будто дразнил нас — то приближался к границе, то опять удалялся. Шар ведь не самолёт. Есть ветер — он летит. Нет ветра — висит неподвижно. Повис у самой границы — ни туда, ни сюда. Застыла точка на экране и стоит на одном месте. А мы глаз с неё не спускаем. И так час, второй, третий. Ну, а потом всё-таки шар пересёк границу, и тогда сразу поднялись наши истребители и прихлопнули его. Вот так-то.
Отец взъерошил Никины волосы и засмеялся. Но глаза у него были усталыми. Это Ника заметил точно.