Владимир Богомолов
Солдатская смекалка
Во время знаменитого рейда буденовской кавалерии по тылам белых, разгромили конники штаб генерала Покровского. Правда, сам генерал скрылся, но все важные бумаги и карты остались в штабе. Среди них был секретный приказ о готовящемся наступлении на Царицын.
Времени для раздумий у Буденного совсем не оставалось: утром кавалерия генерала Фицхелаурова двинется на город с севера, а с юга нанесут удар части генерала Мамонтова. Надо во что бы то ни стало предупредить штаб фронта. Как это сделать? Телефонная связь не работает, телеграфа нет, посылать отряд в Царицын нельзя: белые сразу догадаются, что буденовцы едут с каким-то важным заданием, А ведь враги кругом, их в десять, а может быть, в сто раз больше, чем красных кавалеристов. Тут нужно какую-нибудь хитрость придумать.
Думал-думал Буденный и придумал послать не отряд и даже не несколько человек, а одного бойца. Но такого, чтоб ему белые поверили, будто он навоевался и за красных, и за белых и идет в свою родную станицу.
Таким человеком вызвался быть Иван Бочкарев. Он только что переболел тифом, вид у него был жуткий: одни кости, обтянутые кожей, да торчащий нос, а тут еще вдобавок в последнем бою Ивана в руку ранило.
Разыскали для Ивана старую дырявую шинель, драную гимнастерку, ботинки проволокой перетянули, чтоб подошва не осталась на дороге, а папаху дали такую, что ее и на огородное пугало добрый хозяин не повесит. Все это было сделано, чтобы никто не позарился на Иванову амуницию.
Вручил ему Буденный свое коротенькое донесение и приказ белоказачьего генерала и попросил так спрятать бумаги, чтоб ни один кадет не смог отыскать.
Зашел Иван за загородку, посидел там несколько минут и вышел.
— Спрятал? — спросил Семен Михайлович.
— Ищите, — ответил Иван.
Но Буденный не стал искать. Проводил Бочкарева до крайних хат, пожал ему руку и сказал:
— Наган зря не взял. Пригодится.
— Нет, товарищ командир, — ответил Бочкарев, — раз уж я решил не воевать, то оружие мне только помешать может.
Сказал так, сел на замухрышенную кобылку и ну ее стегать плеткой, чтобы быстрее бежала.
Сторожевой отряд по приказу Буденного дал несколько выстрелов вдогонку Ивану. Но ни одна пуля не только не задела казака, но даже над головой не прозвенела: стреляли холостыми.
А Иван, петляя и припадая к гриве вороной, ехал прямо на передний край белых.
Только доехал до заставы, свалился с коня, пить попросил.
Пока Ивана вели в штаб, встретил двух станичников, узнал, что мать живая и все жданки прождала.
На радостях Иван начал обнимать станичников здоровой рукой. Папаха у него свалилась под ноги. Хотел Бочкарев поднять ее, а тут перед ним офицер.
Вытянулся Бочкарев как струна, глазами впился в сытое лицо белогвардейца и доложил, что он бывший солдат драгунского полка, после ранения лежал в Камышинском госпитале, а теперь до полной поправки едет в родную Иловлинскую станицу.
Те два казака подтвердили, что Бочкарев действительно их земляк.
Выслушал офицер солдата, ехидно улыбнулся:
— Как же это тебя буденовцы пропустили?
— Это какие, которые стреляли? — удивился Иван.
— Ты дураком не прикидывайся, — начал сердиться офицер. — Через Ольховку шел?
— Нет. Через Балыклей шел. Вернее, ехал. Я ж вот эту вороную на табак выменял. Думаю: табак все равно отберут, а коня, может, оставят. Верно, ваше благородие?
— Верно, служивый, — согласился офицер и тут же приказал обыскать задержанного, да получше.
Сняли кадеты с него шинель, ощупали складки гимнастерки и брюк, вывернули карманы, велели разуться.
Плачет от обиды Иван, но приказания выполняет. Помогает одной рукой подкладку у шинели отрывать. Ничего не нашли у Бочкарева.
— А документы твои где? — спросил офицер.
— Отобрали вчера, как в деревню входил. Вот так тоже, господин офицер, шумели на меня, велели обыскать, сапоги госпитальные заменили на эти ботинки. Потом документы забрали и велели утром в штаб прийти. А ночью хозяйка сказала, что красные заходят. Ну уж тут, сами понимаете, ваше благородие, не до бумажек. Схватил я котомку, вскочил в седло да, давай бог ноги, огородами и — в степь. Кто-то стрелял сзади, но бог миловал.
Глядит Иван в глаза офицеру и видит: ну ни на грош не верит белогвардеец. Так и есть. Приказал солдатам препроводить задержанного в контрразведку полка — пусть там выясняют, что он за личность.
Иван растер слезы грязной ладонью. Обидно, дескать, ему: воевал-воевал за цари, веру и отечество, чуть богу душу не отдал, а тут, на тебе, не верят, что он иловлинский казак, а не буденовский лазутчик.