Светлана Кекова
СОЛДАТСКАЯ ТРАВА
* * *
Не лодырь, не завистник,
сухая голова, —
цветёт тысячелистник —
солдатская трава.
Роса на хвойных лапах
как слёзы маяты…
Но этот горький запах
и мелкие цветы,
зелёно-серый стебель
среди лесных шпалер…
А рядом — то фельдфебель,
то унтер-офицер.
Жужжит комар-безбожник
и трутень-атеист,
скрывает подорожник
невинно-нежный лист;
но он глядит с любовью
сквозь призрачную синь
туда, где долю вдовью
клянёт трава-полынь.
* * *
Если жизнь становится
смертным ложем,
торжествует вновь пустоты утроба.
Мы лежим во тьме и понять не можем —
кто отвалит камень от двери гроба?
В помутневшем воздухе стёрты грани
между нашим раем и нашим адом.
На больничной койке, на поле брани
жизнь и смерть, как видно,
гуляют рядом.
Не песок, не камни в земном пейзаже,
не приказ царей, не людская злоба —
только наши страхи стоят на страже.
Кто отвалит камень от двери гроба?
И хотя своё торжество когда-то
Ирод-царь отпраздновал в Кесарии,
но уже готовили ароматы
Саломия, Марфа и две Марии.
Не поддавшись страху, тоске, испугу,
шли под сводом неба, смотрели в оба
и шептали тихо во тьме друг другу:
«Кто отвалит камень от двери гроба?»
* * *
Созрели коробочки мака, зарос лопухами овраг,
а слово выходит из мрака и снова уходит во мрак.
Его не поймаешь, не скроешь, не спрячешь навеки — увы —
среди разноцветных сокровищ растущей на воле травы.
Его драгоценного смысла не может коснуться пророк.
Висят над водой коромысла как повод читать между строк,
смеяться, угадывать мысли и ноги закутывать в плед…
А ты, прорицатель, исчисли количество прожитых лет.
В попытке понять совершенство ты к тайне вселенной приник,
ты тоже получишь блаженство в один ослепительный миг.
Но только не сдерживай слёзы и в мире ничем не владей,
покуда летают стрекозы, подобные душам людей,
вращается круг Зодиака, гремит погремушкою мак,
и слово выходит из мрака и снова уходит во мрак.
* * *
1
Летит по небу кладбище ворон,
чтоб отразиться в сладких волнах Леты.
Встав на паром, где царствует Харон,
сквозь смерть я вижу руку с топором,
во мраке вырубающим предметы.
Как знать, кому принадлежит рука,
какая будет вытесана форма —
нагая птица, профиль дурака,
нож деревянный или облака
эфира, формалина, хлороформа?
И сам топор не знает, хоть убей,
зачем сегодня он повис над бездной.
И серый безработный воробей
сидит, как тать, в густой пыли уездной.
2
Не знает тело, в чём его вина.
Походки почерк мелок и уборист.
Глаголы все поставлены в аорист —
наверно, Бог меняет времена.
И время спит с улыбкой на устах
и говорит: я быхъ, я рьхъ, я стахъ,
и над младенцем точит свет лампада.
Висят, как обезьяны на хвостах,
нагие черти в вертограде ада.
Немые черви точат солончак.
Глагол во фразе нужен, как рычаг
для подниманья непосильных грузов.
Ты говоришь — и соль в твоих речах
блестит на солнце,
как кристаллы в друзах.
* * *
…я жаждала страдать и быть забытой —
монахиня смиренно говорила
и целовала землю, где ступала
нога её наставницы. Зима
была бесснежной. По утрам мороз
узоры молча рисовал на стёклах,
но таяли к полудню миражи
тропического леса. Окна храма
впускали солнце, и его лучи
свечей зажжённых бережно касались.
И нищая стояла тишина
у алтаря, где, преклонив колена,
молитвы возносил смиренный пастырь
за грешный мир — за души всех живых
и всех усопших…
* * *
На лучшие слова твои
ложится тень, как грех Адамов.
Но строят гнёзда воробьи
под кровлями жилищ и храмов.
Законам тления и сна
доселе мир подвластен тварный,
но в небесах царит луна,
как некий гений лучезарный.
И кто судьбой за грех платил,
тому посмертный жребий страшен —
но влажным пламенем светил,
как прежде, небосвод украшен.
Пускай щебечет птичий рой,
горячей солью пахнут слёзы,
бесшумно из земли сырой
растёт сияние берёзы.
И неба вечная купель
влечёт неведомою силой,
и светлый ангел колыбель
качает над пустой могилой.