Ровно в 8 часов утра в расположении взвода и других подразделений разорвались первые снаряды и мины. Почти одновременно в глубине обороны заухали разрывы тяжелых снарядов. А потом часто, с оглушительно резким треском начали рваться снаряды орудий прямой наводки. Через несколько минут дым и пыль, словно туманом, заволокли наши позиции. Грохот артиллерийской канонады нарастал. Люди, находившиеся в траншее, не слышали даже собственных голосов. Все они были обсыпаны землей, на зубах противно скрипел песок.
Наконец все стихло, только в глубине нашей обороны продолжали рваться снаряды. Но короткой и обманчивой была эта тишина. Она сменилась сплошной трескотней вражеских пулеметов.
Противник пошел в атаку.
Все ближе и ближе густая цепь грязно-зеленых мундиров. Пора!.. Сигнал младшего лейтенанта — и дробно застучали ручные пулеметы. Другой сигнал — начали частый огонь стрелки, за ними — автоматчики. На голову врага обрушился град мин…
Не прошли фашисты и половины пути по «ничейной» земле, как заметно стала редеть их цепь, искореженное металлом поле густо покрывалось трупами.
Но гитлеровцы отчаянно лезли вперед. Появились их танки. Вот они обогнали пехоту. Неприятельские цепи, перестроившись, пошли небольшими группами, прячась за броней танков.
В дело вступила наша противотанковая артиллерия. Два танка остановились, окутанные клубами черного дыма.
Дрогнула и начала окапываться пехота фашистов, а уцелевшие танки с паучьей свастикой попятились…
Во второй половине дня небо очистилось от сплошной облачности и не по-осеннему тепло пригрело солнце. На всем участке фронта наступила непривычная тишина.
И вдруг к небу снова взвились столбы дыма и земли. Гитлеровцы, очевидно, решили не оставить живого места на нашей стороне. Траншею в нескольких местах разворотило прямыми попаданиями снарядов. Появилась авиация противника. Бомбежка началась с переднего края и смертоносным ревущим валом пошла дальше, в глубину нашей обороны.
И опять, как утром, наступила кратковременная зловещая тишина. За ней — новая совместная атака пехоты и танков.
Четыре танка подошли совсем близко к позиции взвода. Их пушки и пулеметы непрерывно изрыгали огонь. Уже отчетливо видны перекошенные лица фашистских солдат…
На считанные секунды стих наш ружейно-автоматный огонь. Только неумолчно стрекотали два ручных пулемета. Третий был разбит прямым попаданием снаряда. Немцев это приободрило. Настал критический момент. Младший лейтенант был бледен, но спокоен.
— Гранатой! — крикнул он.
В танки полетели связки гранат. Десятки гранат начали рваться и среди пехотинцев, подобравшихся к обороне взвода. Один танк неуклюже повернулся и замер, продолжая в упор стрелять по брустверу траншеи. К нему пополз рядовой Михайлов, следом за ним — Локтев. Хотя первый почти вдвое старше второго и их знакомству всего около месяца, — они успели стать неразлучными друзьями.
Противотанковая граната и бутылка с самовоспламеняющейся жидкостью, брошенные смельчаками, угодили точно в цель. Вражескую машину охватил огонь, потом из нее повалили клубы дыма, и тут же раздался взрыв. Башня танка как бы нехотя, лениво приподнялась над корпусом и грузно рухнула на землю. Но главное сейчас — фашистская пехота. И бойцы поставили такой огневой заслон, через который не проскочил ни один гитлеровец.
Неся большие потери, фашисты поодиночке и мелкими группами начали удирать назад. Однако мало кому из них удалось добраться до своих окопов.
…Проходя от отделения к отделению, командир взвода с болью в сердце отмечал убыль в рядах своих бойцов. В то же время в нем росло чувство гордости и удовлетворенности тем, что они выстояли, с честью выполнили боевой приказ, удержали свою позицию. А за потери во взводе противник отплатил сторицей — более чем сотней трупов своих солдат…
— Товарищ младший лейтенант, вы ранены, — сказал один из бойцов, показывая на его рукав, пропитанный кровью.
— Пустяки, царапина, — отозвался Семенов.
— Товарищ командир, вы только посмотрите на Кучерова…
Телогрейка на молодом солдате в нескольких местах была иссечена осколками, из дыр торчала вата, на каске виднелись вмятины. На теле же Кучерова ни единой царапины. Вид бравый.
— Правильно говорят, что смелого пуля боится и штык не берет, — заметил командир.
На землю снова опустились сумерки. Кое-где слышались винтовочные выстрелы да редкие пулеметные очереди. В воздухе все чаще вспыхивали осветительные ракеты.