— Я сберегу ее для тебя, как память о Египте.
Зрачки у Олега вразброс, блуждают в пространстве, и он долго водит ими по комнате, разыскивая меня. Нашел, сосредоточился, остановил на мне немигающий взгляд. Готов поклясться, в нем промелькнула печальная усмешка: кому, мол, ты говоришь? Я опустил глаза. Приходит момент, когда и ложь во спасение вызывает отвращение.
По краям зажигалки нитроэмаль стерлась, обнажив нержавеющую сталь, потоньшал от долгого прокаливания решетчатый предохранительный ободок. Тронул пальцем колесико-кресало, кремень брызнул искрами, над фитильком повисла колеблющаяся оранжевая капелька. Хил огонек, но подул на него, заметался тот в своей клетке, как мышь в ловушке, но не погас. Сколько сигарет прикурил от него сын, скольким людям послужил он на своем веку?
Положил зажигалку в карман, взглянул на Олега. Спит не спит, не пойму. Веки смежены, под глазами глубокие тени, плотно сжаты обесцвеченные губы, резко выделяется узенькая полоска черных усиков. Горькие морщинки прорезались по уголкам рта, чуть посеребрены виски. В свои двадцать четыре года он выглядит зрелым, повидавшим жизнь мужчиной. Зло отнеслась к нему судьба, постаралась в сжатое до предела время впрессовать столько жестоких испытаний, которых обычный человек часто не переживает за долгие десятилетия.
Осторожно, стараясь не потревожить сына, раскрываю альбом. Верхняя фотография — свадебная. Олежка в темном костюме, усмирены непокорные вихры и разделены прямым пробором, из-под белоснежного воротничка виднеется узел темного, с горошком галстука. Взгляд растерян и сияющ. Правая рука согнута в локте, на ней покоятся белые пальцы новобрачной. Прозрачной фатой то ли нечаянно, то ли намеренно прикрыто лицо невесты и под тонкой кисеей угадывается нежный овал щеки, пухлые губки, слегка вздернутый носик и обращенные к жениху радостные и счастливые глаза.
Олег влюбился на подходе к семнадцатилетию. Претерпел немало укоров, но от девушки не отступился, упрямо настоял на своем. Женился, а через полгода ушел в армию. С его женой мне привелось встретиться позднее, когда будущее сына определилось для меня безжалостным врачебным диагнозом, а у нее еще не появилось даже мрачных предчувствий. Полное крушение всяких надежд произошло через три года после свадьбы, а пока, на фотографии, они безмерно счастливы, не сводят друг с друга влюбленных взглядов…
— Здравствуй, папа! Пошел служить на Северный флот. Правда, служить два года по специальности, я ведь в мае кончил автошколу. Но форма одежды флотская, так что я, как говорится, матрос. Служба идет нормально. Привык уже к распорядку дня, в общем, к суровой воинской службе. Рядом с нашей частью залив, не замерзает, теплое течение Гольфстрим. Вроде мороз небольшой, не больше — 30°, но холодина страшная, воздух какой-то сырой. А если ветерок чуть подует с залива, так насквозь пронизывает, нос из казармы не хочется высовывать, но надо, служба. В Красноярске, пишут, тоже морозы из — 40 не выходят. На северное сияние уже насмотрелся вдоволь, красивая вещь. Полярную ночь тоже пережил, с 24 января начало показываться солнце, день все длиннее, скоро все время, круглые сутки т. е., будет солнце не заходить. В общем — Север, растительности почти никакой — кустики, камни, да море. Вот кормят отлично, не как в средней полосе, масло сливочное, хлеб белый, мясо и т. д. регулярно, в общем, по северным условиям. Жить, как говорится, можно… Ты знаешь, что я женился, расписались, все честь по чести. А вот теперь оставил ее дома, но она будет меня ждать, в этом я точно уверен. Я ведь ее люблю и она меня.
— Ты просишь у меня фото, высылаю, только фотографировался, когда начал службу, да и в другой части. Фотографировал тоже матрос (тогда еще стояла полярная ночь и сфотался со вспышкой), поэтому неважно получился. В увольнение не хожу, да и некуда идти, военизированный поселок. Из кинотеатров здесь только дом офицеров да матросский клуб. Фотографии, конечно, тоже нет, чтобы сфотаться, надо ехать в Мурманск или Североморск, а туда нас не пускают, нельзя. Ну, а Женя и мне что-то свою фотку прислать не может, некогда сфотографироваться. Она ведь теперь и работает, и учится на 4 курсе института. Наследник у нас пока еще не завязывается, уж после службы.
— Я не салажонок, как ты меня назвал. И вообще, у нас на флоте «салаг» нету, это в армии, а здесь недавноприбывший — «молодой», старослужащий — «краб». Ты только не подумай, что я обиделся, сейчас командование флота здорово взялось вот за это различие между «молодыми» и «крабами», и даже только за эти слова строго наказывают. Так что я пашу со всеми наравне, ну и даже старшины «стараются» работать наравне со всеми, правда, это у них плохо получается. Сейчас, в современной войне главное — техника и умные воины, умеющие по-настоящему обращаться с ней, а не количество живой силы. Ну ладно, хватит политики, а то она здесь все время преследует нас.