При поцелуе Олег уловил табачный запах и обрушился на жену:
— Не бросишь курить, не приходи ко мне. А то несет табачищем, дышать нечем. А ты за нее не заступайся, папа. Не идет женщине куренка. Ты меня поняла, Женька?!
— Я пойду, Олежка, поесть надо, да и голова раскалывается. Ужином тебя папа покормит. Завтра он с утра придет, а я к обеду. Сначала в «Березку» зайду, шапку посмотрю…
— Я-я-я с-с-с-се-серти-и-ификаты п-п-при-и-вез, в-в-вот Ж-ж-же-ня-я и п-п-при-иба-арахляется-я.
Женя ушла, мы остались одни. Он жадно прислушался к ее шагам, затихающим на лестнице, а я толком осмотрелся. Небольшая клетушка, в которую вошли функциональная кровать, тумбочка и единственный стул, отгорожена перегородкой в человеческий рост. За ней тоже палаты на две-три койки. Здесь, как объяснила мне няня, карантинное отделение, а сына держат потому, что и уход лучше, и он лежит один. В многолюдной палате ему тяжелее. Солдаты лежат в большинстве с простудой или небольшими травмами, не понимают тяжести его заболевания, а ему нужен покой.
— Т-т-там, з-знаешь, к-к-какое з-з-з-золото д-д-дешевое, — проговорил Олег. — Его прямо на барахолках продают. Стоят ряды лавочек, там кольца, перстни, браслеты делают и тут же продают. Золотой перстень с александритом стоит пять фунтов, а очки пятнадцать. Были у меня сертификаты, а когда в госпиталь положили, какой-то гад спер. Черт бы с ним, еще бы получил, да домой отправили. Ребята собрали на дорогу, принесли немного, а то бы при своих интересах остался. А Жене я привез золотую Нефертити на цепочке, медальон… Вот видишь зажигалку, мне ее араб-санитар подарил. Я сперва в египетском госпитале лежал, курить охота, а спичек нету. Санитар и отдал свою зажигалку…
Тогда я и увидел впервые неприметную японскую зажигалку. Повертел в руках и положил обратно в тумбочку. Большее внимание привлекло удостоверение личности. Арабская вязь типографских литеров и черной тушью выведенных замысловатых слов, фотография сына. В чужой воинской форме он и впрямь походил на араба.
— Я без наших документов оказался, перед отъездом в Египет сдал, а теперь не знаю где их получить. Из армии по болезни спишут и военной формы не получу. Сюда меня в штатском привезли. Пап, достань мне тельняшку. Я ж матрос… Отвык уж от рубашек, — выпятил он изболевшую грудь. — Хоть бы скорей выписали, надоело по госпиталям валяться. Ой, укол, — увидел он в дверях сестру со шприцем. — Как они мне надоели! (Он еще не знал, что уколы не самое страшное в его нынешнем положении).
— Потерпи, Олежка, — приговаривала сестра, протирая ему кожу спиртом. — Перед сном я тебе еще один сделаю и на сегодняшний день ты отмучишься. Ты ж моряк…
— Ты знаешь, папа, когда я был в египетском госпитале, там теснотища страшная. На первом и втором этажах лежали богатые. Каждый в отдельной палате, ковры, телевизоры, у каждого — медсестра. Бедные спали на циновках, в палате — человек по двадцать, и даже в коридорах лежали. У русских свое отделение, у нас были кровати. Кормили отвратительной бурдой, уход плохой. Как-то медсестра пришла мне укол делать и уронила иголку на грязный пол. Подняла, подула и ко мне. Я ее прогнал. Она мне симпатизировала. Санитар, что зажигалку мне подарил, говорил, что она не прочь со мной переспать… Комики!.. Санитара ранили в шестьдесят седьмом на Синае. На их полк в психическую атаку пошел женский батальон, арабы и драпанули. А санитару, когда он давал деру, сзади в плечо влепили две пули. Смехота! Они с такой скоростью драпали по своим пескам, что наши танки целехонькими с боеприпасами оставили, автоматы, пулеметы, пушки побросали… Да и сейчас воюют через пень-колоду. Летчики у них из богатеев. Летит на нашем «Миге», засекает локатором израильский «Фантом» за полсотни верст и скорей катапультируется, а самолет разбивается. Какие деньги зря пропадают! Вояки! Наши до последнего дерутся, а эти, чуть что, хенде хох… В пустыне, где мы стояли, раньше египетские зенитчики располагались. Израильские самолеты оттуда на города налетали. Арабы в них никак не могли ракетами попасть, все больше пальцем в небо угадывали. Мы пришли и сразу порядок навели. Стали сбивать их, как уток на охоте. Они бомбили наши установки, скольких парней погубили, но и сами много самолетов потеряли. Увидели, что не на арабов нарвались, перестали летать… Тетя Саня, я не хочу ужинать, по самое горло сыт…
— Поешь, поешь, сынок, горячее — оно полезно для организма, — уговаривает няня. — Папа тебя покормит.
Няня приподняла изголовье кровати, положила Олегу подушку под спину. Пока я приспособился, мы с ним залили весь пододеяльник. Поддерживая рукой его дергающуюся голову, старался угодить ложкой в рот и быстро ее отдернуть, чтобы он намертво не вцепился зубами в металл. Хорошо, что он не видел моего лица в этот момент!