Сейчас отъехали обратно в город. Стоим во дворе дома на площади Свободы. Каждую минуту ждем характерного гнусного воя и свиста бомб. Наши пошли на разведку к переправе. Я там уже вчера был. Всюду смрад от разлагающегося мяса: убитые люди, лошади валяются на дороге. Вот опять свистят бомбы.
Сейчас опять был на переправе, она разбита. Всюду трупы лошадей, людей, издающие невыносимое зловоние. Да к тому же множество пьяных. Оказывается, где-то рядом разграбили винный завод. К трупному запаху примешивается смрад винного перегара. Драка, крики:
— Сволочи! Продали Советский Союз!
— Расстреляйте меня, товарищ комиссар! Расстреляйте меня, подлеца и негодяя!
— Где наши самолеты? Где они!
Сегодня был в одной пьяной компании: Пошел, потому что уже вторые сутки почти ничего не ел. А там, на столе в большой железной миске, были макароны. Немного подкрепился, вина почти не пил, хотя сейчас было бы лучше напиться до бесчувствия, чтобы не видеть этого кошмара. Но это слабость, а у меня есть еще силы.
Здесь рядом с нами разгромили огромную библиотеку, книги кучами валяются на полу в коридоре. Художественную литературу почти всю растащили. Нашел книгу стихов Н. Тихонова. Есть много созвучных нашим дням стихотворений.
А нам, видно, придется взрывать нашу машину и драпать пешком. Переправиться через Дон — почти безнадежное дело. Здесь есть две переправы, которые поочередно разрушают немцы.
24.07.42.
Свершилось чудо — мы вырвались из этого ада! Переправились в Аксае. Совсем спокойно и неожиданно гладко. Набрали полную машину раненых и втиснулись на паром. На другой стороне машину у нас отобрали, а меня чуть не сделали командиром роты и хотели послать обратно на передовую. С трудом объяснили им, где я служу и кем.
Сейчас сижу в каком-то поселке по дороге в Батайск. Где-то там должен быть наш штаб. Мы отдохнули немного в конюшне и сейчас продолжим свой поход, может, к вечеру доберемся.
25.07.42.
Наконец после долгих скитаний нашли свой штаб. А сколько ходили, километров, наверное, пятьдесят прошли, все ноги поотбил. И за это время почти ничего не ели: завтрак — фрукты и овощи (зеленые яблоки и огурцы), обед, он же ужин, то же самое «меню». Хорошо, что у нас было совсем немножко сухарей и сахара. Ростов уже нами оставлен. Немцы вот-вот войдут в Батайск.
Пытался узнать что-нибудь о Петровском — никаких следов. Начальство недовольно моими расспросами и официально заявляет, что он перешел к немцам. И неудивительно, дескать, сын врага народа и т. д. и т. п.
Бомбежки продолжаются. И скрыться некуда. Боюсь, что драпать нам придется чуть не до самой Волги.
26.07.42.
Опять отходим. Ничего не поделаешь, здесь негде держать оборону. Да и нечем. Фрицевскую авиацию голыми руками не остановишь.
Сейчас замечательная ночь. Спокойно. Большая луна. Только вдруг где-то рядом застрочит автомат, и взовьется в небо ракета. Немец совсем близко, километрах в двух. Уже сегодня из нашего сарая его было хорошо видно невооруженным глазом. Настроение самое приниженное. Опять оставляем нашу родную землю. Доколе?
29.07.42.
Чудом остался жив. Вчера вечером ничтожная кучка немецких автоматчиков разгромила наш штаб. Какой-то взвод обратил в бегство целую дивизию! Вот к чему приводит наш бардак. Служебные документы все остались немцам. Моя шинель, плащ-палатка, белье — стали трофеем какого-нибудь фрица. Оставил свой портфель и в нем мою «Серую тетрадь» с моими любимыми стихами. Этого себе я никогда не прощу. Растерялся и не догадался сунуть ее в полевую сумку. Хотя это было трудно сообразить, когда над головой свистят пули, а рядом рвутся мины. Не знаю, кому из наших удалось спастись. Я выбрался вместе с начальником шифровального отдела, проделав за ночь блиц-драп километров в двадцать пять. А начальство наше при первых же выстрелах смылось на своих легковых автомашинах, бросив свой штаб на произвол судьбы. Охрана наша, наши автоматчики драпанули первыми. Мы вдвоем последними выбрались из села…
Сейчас находимся уже в Краснодарском крае. Казачьи станицы богаты и обильны. Большие фруктовые сады, усыпанные яблоками, сливами, абрикосами. Наелся я всего этого до того, что живот разболелся.
31.07.42.
Все мое имущество пропало: наша машина, на которой был мой чемодан, внезапно испортилась и осталась у немцев. Теперь у меня нет даже пары белья, чтобы переодеться. Ну, да леший с ним, с этим бельем. Вот только «Серую тетрадь» и фотокарточки я себе не могу простить.