Почему застрял отряд Джавашидзе? Ведь должен же он прибыть сюда! Ко скоро ли? Видит ли Патрикеев того высокого офицера с широкой повязкой на рукаве? Чудак, он принял его за Джавашидзе. Сколько отсюда до них? Метров четыреста… Эх, он забыл сказать Патрикееву, какой нужен прицел! Ну, сам знает, Чего он молчит там? Пора… Или нет, не пора… нет, ещё рано…
Дёмину нестерпимо захотелось приблизиться к своему товарищу, сказать что-нибудь ласковое, ободряющее, что помогло бы ему самому бороться с наплывающим волнением, страхом. Он сделал движение, и в эту минуту тройной дробящий звук потряс молчаливые горы.
Молодец Патрикеев!
Первая машина остановилась, и в чёрном окутавшем её дыму сверкнули жёлтые языки огня.
Напряжение сразу оставило Дёмина.
— Ха-а-льт! — услышал он нервный и резкий крик и увидел, как высокий офицер с повязкой на рукаве, нелепо размахивая пистолетом, пытается задержать отпрянувших от дороги солдат. А пули свистят и стучат о камни. Эхо наталкивается на эхо и путает звуки. Уже не понять, стреляет ли Патрикеев или только с дороги беспорядочно палят по склонам фашистские автоматчики.
Важно, что колонна остановилась. Пусть немецкие офицеры подумают, как им поступить. Он, Дёмин, подождёт. Сейчас решается самое главное. Если они пойдут вперёд, они, конечно, пройдут. Что можно сделать против такой колонны двумя автоматами?
Но что-то подсказывает Дёмину, что немцы не решатся идти вперёд: они любят прощупывать огнём все подозрительные места, обливать металлом каждую щель, вывёртывать её наизнанку и уже потом идти.
А потом будет поздно!
Первая мина, с грохотом разбившаяся о выступ скалы, обрадовала Дёмина, как подтверждение его расчёта. Он заметил, что теперь на дороге остались лишь несколько брошенных повозок и та догорающая машина. Немцы попрятались в скалы. Зато их огонь так усилился, что Дёмин подумал, не подрывают ли они гору. Там, внизу, падали сосны, и оттуда взлетали вверх осколки, царапая скалы и отбивая куски породы. Потом он понял, что враг ведёт навесный огонь и снаряды, не попадая на площадку, пролетают вниз.
Теперь вокруг стоял такой невыносимый грохот, что Дёмин не удержался и отполз ниже, в углубление горной щели. Когда он немного пришёл в себя и вновь выбрался наверх, чтобы взглянуть на дорогу, он увидел, что несколько солдат сбрасывают обгоревшую машину с обрыва, а сзади уже подтягиваются повозки и солдаты собираются двигаться дальше.
Дёмин ощутил острое чувство унижения. Значит, они просто презирают их сопротивление, не считаются с ним.
Он прилёг поудобнее за уступом и, подождав, пока колонна несколько уплотнится, дал длинную очередь, затем вторую и третью. Но паники на дороге уже почти не было. Квадратный, неловкий гитлеровец в большой каске и ватном френче, заменявшем ему шинель, кричал что-то, размахивая короткими руками, и не уходил от повозок. Одна лошадь, маленькая, светло-рыжая, с чёрным хвостом, упала и билась под оглоблями, пытаясь встать. Меняя диск, Дёмин слышал, как лязгали о камни её копыта.
Короткий сверлящий звук сдавил воздух. Дёмину показалось, что пространство вокруг него натянулось, лопнуло и, рухнув, прижимает его к скале.
Когда он открыл глаза, снег вокруг него был чёрным от пятен гари.
Дёмин хотел подползти к обрыву и посмотреть, что делается на дороге, но не смог пошевельнуться. Тело его как-то обмякло и горело, как будто натёртое очень жёсткой мочалкой. Яростно напрягая мышцы, упираясь локтями о скользкие камни, он пополз. Выбиваясь из сил, он едва продвинулся на один метр. Ему не хватало воздуха. Может быть, это шарф душит его? Он сорвал с шеи шарф и увидел на белом шёлковом полотне пятна крови. Неужели это его кровь?
Но что же он остановился? Надо ползти, ползти…
То, что он увидел с обрыва, сначала удивило его. Дорога была пуста, на ней виднелся только труп той рыжей лошади: они, видимо, пристрелили её. Почти весь снег на дороге стаял, и поднявшийся из долины туман окуривал склон.
Где же они? Неужели прошли мимо него, за перевал, к морю? Наконец он заметил внизу, под самой горой, тёмные, двигающиеся в тумане пятна. Конечно же, этого надо было ждать: они решили взять плато и уже спустились к склонам Орлиного Залёта.
Значит, он вынудил-таки их брать эту гору с боем!
Дёмин удовлетворённо вздохнул и оглянулся вокруг, словно ища кого-нибудь, кто мог бы увидеть и оценить в эту минуту, как правильны и точны были все его расчёты.
Теперь надо держать их здесь. Держать насмерть.
Он хотел рвануться к автомату, но вдруг почувствовал, что не может сдвинуться с места.
Прошуршал снаряд над его головой и разорвался далеко на перевале. Что значат эти разрывы? Может быть, немцы заметили наших? Ведь Джавашидзе где-нибудь тут. Или они закрывают огнём подходы с той стороны хребта, чтобы обеспечить себе захват Орлиного Залёта?
Только бы продержаться ещё!
Деловые, короткие очереди автомата Патрикеева доносились до Дёмина и ободряли его.
Собрав последние силы, он пополз к автомату, оставляя на талом снегу следы крови, а когда наконец дополз, чуть не заплакал от отчаяния, поняв, что ему даже не поднять оружия.
Решение пришло внезапно, когда Дёмин лежал на снегу, прислушиваясь к возне и выстрелам внизу. Он судорожно стал шарить у себя на груди и у шеи. Где же шарф? Может быть, ещё не поздно! Вот он чувствует, как тёплая, ласковая и обессиливающая струя стекает у него под тельняшкой. Надо бы зажать рану рукой. Дёмин с трудом расстёгивает бушлат и меховой жилет под ним и тут находит у себя на коленях шарф, который так мучительно нужен ему. Он хватает его и прижимает к ране гладкую, холодную ткань.
Теперь он совсем спокоен… Немцы не смогут подняться на обрыв, пока здесь будет развеваться красный флаг. Они остановятся и будут обстреливать гору с разных сторон и придумывать обходный манёвр.
Дёмин снова прижал теперь уже тёплый и влажный шарф к ране и медленно, боясь потерять сознание, пополз на край выступа, нависшего над спуском.
Отряд Джавашидзе, задержанный в горах боями, к вечеру прорвал оцепившие плато вражеские кордоны и очутился у подножия Орлиного Залёта.
Патрикеев, измученный и радостный, встретил бойцов на спуске и повёл их на вершину к позиции лейтенанта.
Поднявшись на плато, бойцы заметили колеблемое ветром светло-красное полотнище. Подойдя ближе, они увидели Дёмина. Он лежал на самом краю выступа. В простёртой над обрывом руке его был зажат пропитанный кровью шарф — яркий, как знамя.
Лейтенант был мёртв, но кровь его продолжала борьбу.
Фашисты не решились подняться на плато и группировались внизу, видимо разрабатывая планы многосторонней атаки.
Но было уже поздно.
Иван Василенко
ПОЛОТЕНЦЕ
Рис. Б. Коржевского
Однажды после сильного дождя, когда глубокие рытвины на дорогах наполняются до краёв липкой, чёрной грязью, против дома, где жил Асхат с матерью, застрял грузовик.
Мотор ревел как исступлённый, колёса буксовали, фонтаном выбрасывая жидкую грязь, а доверху груженная машина только дрожала, но не трогалась с места.
Асхат выскочил на крыльцо. По окраске грузовика он сразу догадался, что это фронтовая машина. Мальчик привык различать их издалека. За последний месяц мимо их посёлка таких машин прошло немало.
Через стекло кабинки, по которому стекала вода, Асхат видел, как шофёр что-то кричал, скривив рот, — вероятно, ругался. Но за шумом мотора голоса его не было слышно. Наконец мотор умолк. Распахнув дверцу, шофёр сердито сказал:
— Ну, чего стоишь, малец? Тащи доску! Живо!