На пути он различил группу артиллеристов, которые отбивались, защищая свои орудия от наседавших со всех сторон врагов.
С трактора в помощь артиллеристам ударили два пулемёта. Попав под пулемётный огонь и слыша скрежет гусениц, белофинны, видимо, решили, что их атакуют танки, и разбежались. Койда оставил пулемётчика поддерживать артиллеристов, а сам помчался вперёд выполнять приказание.
— Держись! — крикнул на прощание Койда.
И сквозь лязг гусениц донеслось:
— Будут довольны!
Койда не знал фамилии храброго пулемётчика, не видел в ночной темноте его лица, но по голосу он узнал бы своего боевого друга среди тысяч людей.
Трактор-тягач мчался вперёд.
Чтобы действовать ловчей, Койда сбросил полушубок, но и в ватнике было жарко: он бросил ватник.
Машина обгоняла бегущих белофиннов, и Койда расстреливал их на ходу.
Вот и свои, они уже ведут бой с белофинскими ротами.
Койда нашёл капитана. Тот обрадовался такому нежданному вестнику на тракторе и крикнул:
— У нас всё в порядке! Бьём их помаленьку! А вот ты доскачи до заставы. Любой ценой доставь патроны! Ребята в окружении бьются с вечера. Патроны, наверное, у них все вышли…
— Есть доставить патроны! — в радостном возбуждении откликнулся Койда.
Через минуту нагруженный цинковыми ящиками с патронами, пулемётными лентами и дисками трактор уже мчался по лесной извилистой дороге, громыхая на ухабах.
Койда мчался к заставе.
Противник ускользал от него за поворотами дороги, разбегался по лесу и, припадая за деревьями, бил огнём.
Пули стучали по металлу мчавшегося трактора.
— Я ранен! — воскликнул водитель.
— Можешь вести машину? Гони! — повелительно отозвался Койда и почувствовал, как по руке потекла горячая липкая кровь: он тоже был ранен. — Потом разберёмся! — крикнул он снова водителю.
Наконец тягач домчался до заставы…
Бойцы лежали в снегу и не отстреливались. Патроны иссякли. Всё теснее сжималось вражеское кольцо вокруг заставы.
Трактор Койды, как вихрь, прорвался к своим. В первую минуту бойцы подумали, что к ним ворвался белофинский танк, настолько неожиданно было его появление.
Койда поднялся и громко позвал:
— Товарищ Колесник!
Начальник заставы подбежал к машине.
— Койда, это ты? — удивился он.
— Куда мне стрелять? Где противник? — торопился Койда.
— Стреляй кругом! — последовал ответ.
— Давай гони на одной гусенице! — не раздумывая ни секунды, сказал Койда водителю.
Тот понимал его с полуслова. Он мгновенно оттянул рычаг правого тормоза, и тягач волчком завертелся на одной гусенице. И так он вращался двадцать минут, и в течение этих двадцати минут Койда длинными очередями строчил по врагу во все стороны через головы лежащих бойцов.
Враги, осаждавшие заставу, были разбиты и обращены в бегство.
Но Койда уже не мог остановиться.
— Берите патроны! — крикнул он бойцам и, освободившись от груза, бросился догонять врага.
Он гнал его по дороге, расстреливая из пулемёта.
Белофинны исчезли в лесной чаще, но и тут Койда не успокоился.
«Они не могли уйти далеко!» — подумал он.
Водитель, казалось, сросся с машиной. Подбадриваемый Койдой, он стал колесить на тракторе по лесным тропам. Они отыскивали врага.
И нашли…
Разбежавшись по лесу, белофинны собирались на открытом, занесённом снегом болоте. В молочном тумане зимнего рассвета было видно, что их много, несколько сот.
— А, вы тут! — обрадовался Койда. — Ну, тикать вам отсюда некуда!
И он стрелял, пока пулемёт не накалился.
Бежать удалось лишь немногим.
— Патроны все. Поехали обратно! — сказал Койда, впервые за всё время почувствовав холод и вспомнив, что он в одной гимнастёрке.
— Мы так кружили, что дороги назад не найду, — отозвался водитель.
— Иди по следу…
— Ну, иди теперь отдыхать! — сказал командир полка Койде и посмотрел на часы.
Было девять часов утра.
Всего шесть часов прошло с той минуты, когда Койда вскочил по тревоге. За это время он вёл бой с батальоном врага и уничтожил его. Двенадцать станковых пулемётов и один ручной, тридцать четыре тысячи патронов, шестьсот пар лыж, брошенные шинели, винтовки были трофеями этого неслыханного в мире сражения — поединка одного человека с батальоном!
Высокое вдохновение пережил за эти шесть часов Койда.
«Есть упоение в бою!» И это упоение Герой Советского Союза шофёр Анатолий Григорьевич Койда испытал в священном бою за социалистическую Родину.
Николай Чуковский
В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
Рис. А. Лурье
В тот самый день, когда по радио сообщили, что Берлин взят нашими войсками, лётчик Коля Седов был сбит зенитным снарядом.
Это видел лётчик Лукин, всегда летавший вместе с Седовым. Они вдвоём кружили над морем, следя за движением немецких кораблей, удиравших из Либавы. В Либаве и её окрестностях немцы были нашими войсками вплотную прижаты к морю и могли удирать только по воде. Истребители Лукин и Седов вели разведку: выслеживали удиравшие немецкие суда.
Оба они знали, что война вот-вот кончится, что немцы обречены и что эта разведка, быть может, последнее боевое задание, которое им поручили. Чувство торжества и счастья не покидало их в полёте ни на мгновение. А между тем разведка оказалась трудной, потому что ветер гнал по морю длинные полосы тумана. Коля Седов только оттого и попал под снаряд, что слишком близко подошёл к удиравшему судёнышку, стараясь разглядеть его сквозь туман.
У Лукина горючего оставалось на семь минут полёта — ровно столько, сколько нужно, чтобы долететь до аэродрома. Он как раз собирался повернуть к Дому и приказал Седову следовать за собой. Они могли разговаривать друг с другом в полёте, потому что у обоих были радиоаппараты. Но не успел он произнести ни слова, как услышал у себя в шлемофоне резкий грохот: это в самолёте Седова взорвался снаряд. Лукин обернулся, увидел пылающий самолёт, волочащий за собой столб бурого дыма, и помчался к нему.
Седов выпрыгнул из самолёта. Метров восемьсот пролетел он, не раскрывая парашюта. Наконец парашют раскрылся, и падение резко замедлилось. Лукин успел, снижаясь, два раза облететь вокруг Седова, прежде чем тот коснулся гребней волн.
Кружась вокруг парашюта, мечущегося на ветру, Лукин думал только об одном: раскроется у Седова резиновая лодка или не раскроется? Как все морские лётчики в последний год войны, Седов был снабжён резиновой лодкой, занимавшей в сложенном виде очень мало места и раскрывавшейся от прикосновения к воде.
Лукин тоже имел такую лодку, но никогда не видал, как она раскрывается, и потому не был уверен, раскроется ли лодка Седова. Но не успел он сделать третьего круга, как лодка раскрылась. Она была похожа на байдарку или на каюк эскимоса. В ней сидел Седов и махал Лукину рукой.
Летя теперь над самой водой, Лукин с удивлением заметил, как высоки волны. Сверху, с высоты двух тысяч метров, где он только что был, море не казалось ему таким бурным. Седов в своей лодочке подпрыгивал на белых гребнях. Волосы его развевались по ветру: он, падая, потерял свой шлем.
Лукин ничем сейчас не мог ему помочь. Он убедился, что немецкого судна, сбившего Седова, отсюда, снизу, не видно. До берега было километров восемь. Горючего у Лукина осталось на три минуты. Медлить больше невозможно. Он взмыл и помчался.
Чтобы добраться до аэродрома, ему нужно было долететь до берега и перемахнуть через береговую полосу, где всё ещё держались немцы. Аэродром был расположен позади немцев, на поляне посреди леса, и на такой далёкий путь горючего уж никак хватить не могло. Был только один выход — за оставшиеся три минуты подняться как можно выше и оттуда, с высоты, попытаться спланировать на аэродром. И Лукин понёсся к берегу, круто набирая высоту.