Ближе к границе подтягивались войска и склады с оружием, боеприпасами и снаряжением. В военных округах шли учения и занятия, приближенные к боевой обстановке. Часто проводились весьма важные совещания в Кремле и в Генеральном штабе. Отделы и управления штабов составляли планы, расчеты, чертили схемы, карты, контролировали выполнение войсками приказов и распоряжений Наркомата обороны. Много, очень много дел. А газеты да и разведчики приносили сведения о гнусных происках немецко-фашистского командования, о том, что скоро возможно нападение вражеских полчищ на нашу Родину.
Устинья Артемьевна понимала, что в мире очень неспокойно, и как-то за обедом спросила сына:
— Скажи, Георгий, а ведь замышляет германец неладное?
Матери нужно было объяснить все просто, доходчиво, а это сложнее, чем говорить с человеком, хорошо разбирающимся в политике.
— Понимаешь ли, Гитлер и его банда хотят завоевать весь мир. Маленькие страны в Европе он уже захватил. Теперь добрался до больших. Но эти большие капиталистические страны не хотят между собой объединиться, да и не могут. У них тоже кипит злоба на Советскую страну. А если бы все объединились, то раздавили бы Гитлера, как гадюку. А он вот подомнет страны на Западе, а потом бросится на нас… Отстоим мы свое Советское государство — значит, и фашизму конец. Поможем народам Европы освободиться от гнета немецких завоевателей. Ну, а если не выдержим, так покатится огонь войны по планете. Планы у фашистов большие: прежде всего задушить СССР, а потом и всем миром завладеть.
— Ну, спасибо, как-то понятней стало, — вздохнула Устинья Артемьевна. — А то говорят по радио о каких-то «осях» да о «блоках», и не поймешь, кто с кем дерется. Вроде бы все буржуи между собой перегрызлись. А оказывается, германцы, как те же японцы, которых наши били на Халхин-Голе, и хотят они того же…
— Ты совершенно права, — улыбнулся Георгий Константинович. — Правильно понимаешь, знаешь, что творится в мире и чего хотят фашисты. — Он встал из-за стола: — Ну, мне пора на службу.
Подбежала младшая дочь. Забралась на колени к отцу.
— А говорил, поедем на парад самолетов, а сам уходишь.
— Непременно поедем. И на Москву-реку поедем. Но ты должна хорошенько есть, смотри, какая худенькая.
— Я сильная. Даже фашиста могу побить. Подаришь мне саблю?
— Сильная — значит, герой. Беги, беги-ка к бабушке.
— Папа, ты ведь в самом деле обещал нам, — к Георгию Константиновичу подошла дочь старшая. — Ну хотя бы на выходной обещаешь? Поедем все вместе в Стрелковку.
— Если все будет спокойно, обещаю, — ответил он, поцеловав девочек, и ушел в Генеральный штаб.
Это была последняя предвоенная встреча его с детьми.
ВОЙНА!
Лист перекидного календаря на 21 июня 1941 года исписан вдоль, наискось и поперек карандашом и чернилами.
Звонки из Кремля, из кабинета наркома обороны, из военных округов по важным и срочным делам. Чтобы не забыть, Георгий Константинович тут же делал пометки в календаре: «Коневу ускорить выдвижение войск за Днепр!», «Сообщил Павлов — немцы сосредоточили артиллерию против Бреста», «Передал Кирпонос — к границе подходят немецкие танки», «Моему заму Ватутину: срочно отозвать всех работников Генштаба из войск, прекратить учения», «Авиацию в боевую готовность», «Перебежчиков — немецких солдат в Москву». Здесь же ровным почерком строка: «Обещал в выходной день поехать с детьми в Стрелковку».
В кабинет вошел молодой генерал Шарохин. Подойдя к столу Жукова, он доложил четко и коротко:
— По вашему приказанию все работники моего отдела с учений из войск прибыли.
— Установите круглосуточное дежурство не менее половины ваших помощников в рабочих кабинетах. Пока свободны! — сказал Жуков.
И тут же опять телефонный звонок. Докладывал начальник штаба Белорусского военного округа:
— Сосредоточение немецких войск у границы закончено. Противник в ряде участков границы приступил к разборке поставленных им ранее проволочных заграждений и к разминированию полос на местности.
На некоторые сообщения, явно доказывающие, что вот-вот немецкие войска перейдут нашу границу, Георгий Константинович не мог ответить определенно, как этого требовала сама обстановка: «Привести войска в боевую готовность!»
С Германией у СССР договор о ненападении. В этих условиях неправомерно брать на себя ответственность перед всем миром и дать команду нанести упреждающий удар по немецко-фашистским войскам. Может быть, фашистское командование того и ждет, чтобы хоть одна советская пушка выстрелила в сторону их войск. И тогда они объявят всему миру: «Русские напали первыми, нарушили договор!» Не могли открыть огонь по врагу, притаившемуся у советских границ, и войска, выдвинутые на ближние рубежи.