— Быстрее, — зашептал Крупенюк, и подошвы его сапог стали отдаляться от лица Галины Михайловны.
За кустами они остановились. Галина Михайловна повернулась на бок, чтобы вытряхнуть снег из рукава. И тут заметила, как на нее стали падать веточки, словно их срезал невидимый садовник. Наблюдать это было забавно: никого нет, а веточки падают.
— Тихо. Замерли, — прошептал Крупенюк.
Из сочувствия к нему она даже дыхание затаила. Кругом было пусто, и казалось, что за десятки километров вообще нет ничего и никого живого.
— Теперь рывок. Сперва я, потом вы. Только со всей силы. Пушше, пушше.
Крупенюк вскочил, подхватил чемодан и рванулся вперед.
«Куда вы?» — хотела крикнуть Галина Михайловна.
Но Крупенюк был уже далеко, и ей ничего не оставалось делать, как побежать за ним…
Галина Михайловна невесело усмехнулась, вспомнив, о чем она тогда думала, когда бежала за санинструктором. Она думала, не высоко ли она поднимает ноги, прилично ли она бежит.
— Замерли, — приказал Крупенюк, и она снова затаила дыхание. — Чего они молчат? — прошептал он.
— И вообще, надо было… — вырвалось у Галины Михайловны.
— Тихо. Ишшо не все.
Крупенюк осторожно прополз еще несколько шагов и не выдержал тишины, приподнял голову. И тут опять хлопнула хлопушка, и он уткнулся в снег. Галина Михайловна обратила внимание на его подошвы, левая как-то странно подвернулась, носком внутрь.
— Что такое? — спросила она. — Товарищ Крупенюк, товарищ Крупенюк! Ну-ка, встаньте сейчас же.
Крупенюк не двигался. На мгновение, лишь на мгновение она оцепенела, то есть тело оцепенело, а голова вдруг заработала отчетливо: «Прежде всего надо выяснить, что с ним. И она приказала себе действовать. Подползла к санинструктору, повернула его на бок и увидела над правой бровью круглое красное пятнышко. И больше ничего. Только завязанная шапка на затылке пропиталась кровью, хлюпала под рукой. Пунцовые щеки Крупенюка побледнели.
— Мертв, — прошептала Галина Михайловна и повела глазами по сторонам, поняв, в каком ужасном положении она очутилась.
Среди пустого поля. С мертвым человеком на руках. Под пулями врага. Теперь она стала не наблюдательницей событий, а непосредственным участником их. От этих мыслей, от этого преобразования ей сделалось не по себе, тело покрылось противным потом, а во рту сухо, как в сильную жару. Она машинально захватила пригоршню рыхлого снега, поднесла его к губам и не ощутила холода.
«Что делать? Что делать?»
Заработал инстинкт самосохранения, спавший в ней до тех пор.
«Ползти назад по свежим следам? Но мне нужно не назад, а вперед. Назад так же опасно. Там это… мертвое пространство. Мы его проскочили. А вперед куда? Я же не знаю дороги. А, все равно. Не лежать же…»
И она сделала движение вперед.
«А Крупенюк? А чемодан? А сумка?»
Сумку она с трудом сдернула с мертвого, закинула себе за спину, чемодан оставила среди поля. А Крупенюка ухватила за ворот.
Проволокла несколько шагов и почувствовала усталость.
«Надо», — повелела она себе и вновь поползла.
И тут совсем близко грянули выстрелы. Она не разобрала, кто и откуда стреляет. Отползала, подтягивала мертвого и вновь отползала.
Неожиданно послышался голос. Он напугал ее больше выстрелов.
— Счас, счас, только не поднимайте голову.
Она замерла.
— Счас, счас, — донеслось тяжелое дыхание.
Она увидела перед собой глаза, смотревшие в упор. Ничего. Лишь голубые глаза под выцветшими бровями.
— Ползите по моему следу.
— А он?
— Я вытяну.
— Там чемодан.
— После…
Все остальное как в бреду. Она подползает к окопам. Несколько рук тянут ее на себя. Ставят на землю. Ведут куда-то. Появляется рослый человек в белом маскхалате. У него четкие черты лица, четкие губы, нос, брови, глаза — кажется, будто его специально подретушировали перед встречей с нею. Он ничего не говорит, берет ее за руку, заводит в блиндаж, протягивает флягу. Она делает глоток и задыхается. Ей подают кружку воды и опять флягу.
— Пейте, пейте, — советует человек в маскхалате.
(Позже она называла его «белым ангелом». «Какое там, — возражал он. — Это вы — белые ангелы. Вы нас, можно сказать, с того света спасаете».)
— Нам поздно сообщили, — извиняется он, пока она запивает спирт. — Мы бы прикрыли. Встретили.