Распрощавшись, Ориф молча улыбнулся последним словам Носова и, зайдя в свой кабинет, позвонил домой.
— Сейчас выхожу, дорогая, — коротко сказал он Шамсие, жена лишь вздохнула в ответ.
Отпустив шофера, Ориф пошел пешком.
Улицы Мехрабада опустели. Воздух был тих и прохладен. И хотя на небе ни облачка, звезды светили почему-то тускло. Почти три месяца не горела и половина фонарей на улицах города, оставшиеся же едва освещали пространство в радиусе трех-четырех шагов. Темнели окна домов. Иногда только вдруг со скрипом распахивалась какая-нибудь дверь и в проеме виден был мерцающий свет из кухни или прихожей. Было ограничено не только потребление электроэнергии, в последнее время трудно стало вообще найти какое-нибудь топливо, в том числе и керосин. Над городом стояла такая густая темень, что одинокие прохожие, попадающиеся на улице в этот час, были редкостью.
Погруженный в свои нерадостные думы, ни на что не обращая внимания, возвращался домой Ориф. Лишь со стороны реки доносились до его слуха удары волн о берег и чуть облегчали эту беспредельную, навеянную тишиной ночи тоску. Многолюдный в предвоенное время город, когда люди допоздна засиживались в гостях, чайханах, теперь рано пустел, и расстроенному Орифу из всех ночей именно эта почему-то казалась особенно грустной. Ведь еще вчера он был горд и радостен, как и все мехрабадцы, когда встречался со своими земляками на митингах, посвященных победе советских войск под Москвой. Сегодня его не покидало мрачное настроение.
Не все в ответе за нас, но мы, большевики, за всех в ответе… Эти слова Григория Михайловича Носова не выходили из головы Орифа, заставляли еще и еще раз задумываться над происходящим теперь — и, конечно, в немалой степени о своей ответственности перед людьми.
Ориф прекрасно понимал, что ему предстоит нелегкий экзамен. Тяжкий груз этой ответственности за всю семью, за родных и близких людей, поневоле оказавшихся запятнанными поступком Амактуры, ложился и на его, Орифа, плечи. Он должен найти выход из положения. Необходимо что-то предпринять, действовать решительно и смело, чтобы прежде всего освободить от этого непомерного гнета сердце дорогой Шамсии, верной и любимой жены. Ведь Шамсия верила Амактуре как себе самой, как мужу своему. Теперь же Амактура из-за одного неверного шага превратился из доброго человека в дезертира!
При одной мысли о том, что дядюшка Амактура окажется на скамье подсудимых рядом с другими дезертирами, сердце Орифа падало куда-то вниз, все существо его сжигал гнев. Ведь это пятно на доброе имя всех Олимовых и Муродкуловых!..
С невеселыми мыслями Ориф подошел к своему дому и у самых дверей встретил Шамсию. Набросив на плечи пальто, а на голову цветастый шерстяной платок, она нетерпеливо ходила взад-вперед около крыльца, поджидая мужа. Угадывая в каждой машине, проезжавшей мимо, его машину, а в каждом сидящем в ней человеке Орифа, она каждый раз облегченно вздыхала: наконец-то приехал! Но стоило машине проскочить мимо, как сердце ее вновь охватывала тревога и Шамсия снова начинала нервно ходить около дома.
— Шамсия! — окликнул Ориф.
Женщина остановилась, оглянулась.
— Это я, Ориф, не бойтесь! — громко предупредил он, так как в темноте невозможно было различить лица. Шамсия пошла навстречу ему, удивилась:
— Боже, из-под земли вы, что ли, появились? Как это я просмотрела?..
— Пешком пришел! А вы почему так поздно гуляете?
— С тех пор, как вы сказали по телефону «Сейчас приеду», прошло уже больше часа, — укорила его Шамсия. — Забеспокоилась вот и вышла вас встречать. Раз вы собрались идти пешком, нужно было предупреждать…
— Простите, дорогая, виноват!..
Ориф взял Шамсию под руку, и они пошли к дому. По дороге Шамсия тихо говорила мужу:
— Тетушка у нас, Ориф! От ее слез, от всего, что случилось, от мыслей, как бы теперь на вас все это не обрушилось, — поверьте, сердце мое обливается кровью!..
— Прежде всего возьмите себя в руки, Шамсия-хон! — успокаивал жену Ориф. — Что поделаешь? Никто из нас и предположить не мог, что Амактура окажется таким трусом!..
Услышав из уст мужа резкие слова, сказанные в адрес дяди, Шамсия невольно остановилась, искоса бросила на Орифа недовольный взгляд. Подумав, что жена хочет ему что-то сказать, он повернулся к ней, но Шамсия не произнесла ни слова, потому что все же понимала, что муж прав.
Семья Орифа жила в типовом многоквартирном доме. Дом был со всеми удобствами, каких в Мехрабаде до войны появилось немало. У каждой семьи рядом с домом был небольшой участок, где росли плодовые деревья и который, по выражению Орифа, весной и летом служил им для занятия физическим трудом. Олимов и его жена, а иногда Одил-амак и Амактура сообща трудились на этом клочке земли. Только минувшей весной посадили немного овощей, но теперь всем было недосуг заниматься их выращиванием, поэтому все заросло травой и пожелтело.