Моря не было! Я изумленно мотнул головой, не зная, что и подумать: происходит ли это наяву? Не сошел ли я с ума от полуночных писательских бдений? Походило на то, что весь Мировой океан обмелел и высох в одно мгновение! Исчезла колышущаяся зыбь ночного моря, вместо него глаза мои лицезрели голое скалистое возвышение. Исчез туман, теперь его заменяли тучи пыли, гонимые порывистым ветром. Я задрал голову, силясь разглядеть, откуда же исходит колокольный звон, однако над собой увидел лишь низкое темное небо, в котором господствовала песчаная буря.
Но вот по плотным тучам скользнуло яркое пятно, будто кто-то направил вверх луч прожектора. Далее световая волна прокатилась по возвышению, затмевая топовые, отличительные и гакабортные огни «Кречета». Было не понять, боевые ли это фонари неведомых кораблей или же какое-то редкое явление природы.
А по палубам уже барабанили каблуки. Вахтенные вышли из оцепенения и принялись бить тревогу. Матросы спешили занять боевые посты, но офицеры пребывали в растерянности:
— Экипаж — к бою! Расчеты — к орудиям! — кричали одни.
— Покинуть корабль! Средства спасения — на воду! — вопили другие.
Если в это время кто-то и нападал на «Кречет», то добить поверженного Левиафана им бы не составило труда.
Я почувствовал, что на мои кулаки капает теплая влага. Проклятье! Пошла носом кровь! Этого еще не хватало!
Врач не имеет права ощущать слабость и дурноту. Тем более в обстоятельствах, когда команде с минуты на минуту может потребоваться его помощь. Я же стоял, шатаясь, словно пьяный матрос, и не решался даже одной рукой отпустить леер, чтобы достать из кармана носовой платок. Если разожму кулаки, то в тот же миг упаду, это как пить дать. И дело было вовсе не в наклоне палубы. Я задыхался… по крайней мере, мне так казалось. Одновременно я находился в плену необъяснимой, небывалой легкости и еще… еще жутко кружилась голова.
— Покориться! — раздался громоподобный вибрирующий голос.
По палубам загромыхало что-то тяжелое. Ктото отчаянно выругался, кто-то испуганно заверещал. Я беспомощно вертел головой, пытаясь рас смотреть, что же все-таки происходит, но ветер, как назло, швырнул мне в глаза пригоршню песка.
— Покориться! — вновь прозвучал нелепый приказ.
— Бей их, братцы!!! — послышался призыв с центрального мостика.
Загрохотали редкие выстрелы. Стреляли, конечно же, не пушки. В ход пошло личное офицерское оружие; среди снастей засвистели рикошеты. Не отпуская леера, я двинулся туда, откуда доносились голоса моряков. Но сделать смог лишь три или четыре шага…
2
Никогда в жизни мне не приходилось терять сознания. Ни в душных прозекторских, когда под циничные комментарии преподавателей я препарировал несвежие трупы, ни в госпитальных операционных, где, одурманенные хлороформом, несчастные, обезумев от боли, молили меня и проклинали одновременно. Я всегда исполнял долг четко и последовательно, будто заводская машина. Даже когда волей злой судьбы самого забросило на стол, а коллеги склонились над моей раной, и тогда сознание работало как часовой механизм! Я до сих пор хорошо помню каждое движение ланцета, каждую манипуляцию хирурга внутри моей брюшной полости.
Сейчас же я пришел в себя и почувствовал горький стыд. Мои губы были склеены спекшейся кровью, словно конверт сургучной печатью. Я лежал на каменном полу, надо мною нависал неровный пещерный свод. Руки и ноги онемели, и какое-то время я беспомощно ворочался, подобно перерубленному пополам земляному червю, вырытому рыбаком из кучи перегноя.
— Легче! Легче, ваше благородие! — услышал я бодрый баритон.
— Тоша, подсобишь, он сесть желает.
Мне «подсобили».
— С пробуждением вас, Павел Тимофеевич!
Старший офицер «Кречета», капитан второго ранга Федор Арсеньевич Стриженов, по-дружески потрепал меня за плечо. Его обычно строгий седобородый лик нынче смягчала едва заметная улыбка. Ну, дело — табак! Чтоб Стриженов комуто улыбался… Я ошарашено переводил взгляд с одного знакомого лица на другое.
Матросы, унтера, офицеры…
Семечек в арбузе, наверное, и тех бывает меньше. Каменный мешок, в котором мне довелось прийти в себя, был полон людей. Вместить всю команду «Кречета» это походящее на келью пещерного монастыря помещение, конечно, не могло. На первый взгляд вместе со мной здесь находились человек пятьдесят. Куда же, черт возьми, делись остальные?
Я не преминул задать вопрос Стриженову.
— Не знаю, что и сказать, Паша. В последний раз мы видели их на «Кречете»