Олежка бросил полу-жабу в ближайшую лужу.
— Зачем? — удивился Лаптев. — Эх, ты…
— Оно скоро очухается, — ответил парень. — А когда очухается, сразу начнет кусаться. Нужно набрать мешочков, сколько сможем. Откупоривать их будем у костра, чтоб так: вынули и тотчас на угли.
Послышался шелест стекающих по склону камней, защекотала ноздри пыль. Мы обернулись и увидели, что на гребне вала танцует, пытаясь удержаться и не упасть в канал, цилиндр — механизм «хозяев». Частили гибкие щупальца, взметалась фонтанами земля. Казалось, еще миг — и наш соглядатай сорвется вниз.
— Любопытство кошку погубило, — изрек Лаптев.
Каким-то чудом цилиндру удалось выровняться. Но только на секунду. Теперь его тащило к противоположному склону. Взлетели вверх щупальца, раздался металлический скрежет… Цилиндр исчез с гребня вала.
— Ну и чёгггт с ним! — бросил Макар, не вынимая рук из жижи.
Олежка стянул с ног валенки, закатал до бедер штанины.
— Дядя Павел! Кирилл Степаныч! — обратился он к нам с Лаптевым. — Ну, вы поняли, что нужно делать?
У меня похолодело внутри, но я сдержался и не сказал ни слова. Снял с себя китель, нехотя засучил рукава рубахи.
— А может, мы того… просто посмотрим? — попросил гальванер.
— Насмотгггишься, када все вечерять станут, — пригрозил ему Макар.
Лаптев в сердцах плюнул, выругался на чем свет стоит. Подтянул рукава, показав узловатые, сплошь покрытые татуировками запястья. Олежка же с завидным бесстрашием шагнул в жижу. Пошел вперед, словно цапля по болоту, задирая колени к самому подбородку.
Я присел рядом с Макаром, сунул руки в бурую грязь. Холодная шевелящаяся жижа облепила кожу. Я почувствовал, как в ладони слепо тычутся толстые, словно датские сосиски, черви-параграфы. К счастью, им я показался не более аппетитным, чем они мне.
Через пару минут я уже мог похвастаться уловом.
8
Мы закончили добычу коконов на закате. Измазанные липкой грязью с ног до головы, озябшие до синих губ, мы присели на нагретую за день солнцем известняковую ступень, закурили папиросы Лаптева. На расстеленной Макаром сети возвышалась солидная куча кожистых мешочков.
— Сорок один, — сообщил, закончив пересчет, Лаптев.
— Маловато, — отозвался я. Сколько мяса выйдет с одной тщедушной тушки? Очевидно, многим из нас придется спать на пустое брюхо.
— Ногггмально, — сказал, выдыхая дым, Макар.
— Ага, — согласился с ним Олежка, — там — ближе к середине русла — их побольше будет. Тока я один туда не полезу…
Докурили в молчании. Макар и Олежка затягивались не торопясь, вдумчиво, при этом они жмурились, словно объевшиеся сметаной коты. Я же понял, что самые дрянные папиросы здесь — драгоценность, что скоро и мне, и моим друзьям по несчастью придется бросить эту привычку… так как курить будет попросту нечего.
От жажды губы мои потрескались, а глотка онемела. Табачный дым скользил в легкие и вырывался обратно, словно по старинному, закопченному дымоходу. Проколоть какой-нибудь кокон, как в два голоса советовали сделать Макар и Олежка, и выпить наполняющую его воду я отказался.
— Пошли, что ли… — предложил Лаптев. Окурок — столь крохотный, что гальванеру приходилось сжимать его ногтями, — погас.
Пошли. Только прежде завязали сеть в узел. Получился довольно объемистый и тяжелый сверток, и его пришлось нести вдвоем.
Оказавшись по другую сторону вала, мы стали свидетелями еще одной чудной сцены.
Очевидно, это был тот цилиндр, который мы видели на земляном гребне. Удержавшись от падения в канал, он все-таки рухнул по другую сторону вала. От удара об камни его корпус лопнул, обнажилась механическая внутренность устройства. Теперь цилиндр лежал на боку среди валунов, а тонкие и подвижные, словно вылитые из ртути, щупальца бессмысленно перебирали в воздухе. Периодически в глубине механической утробы рождался резонирующий звук, поразительно похожий на человеческий стон.
Возле поврежденной машины «хозяев» стоял второй цилиндр. Его щупальца копошились внутри металлического сородича. Скорости, с которой эти псевдоконечности совершали манипуляции, позавидовал бы любой хирург — говорю без обиняков.