– Она ждала тебя еще сильнее меня! – тихо проговорил Константин Борей. – Только о тебе и говорила!
– Таис – прелесть, – улыбнулся Александр. – Венец божественного творения, воистину так!
– Она вырастит красавицей, как ее мать, – откликнулся вельможа.
Пока девочка примеряла диадему, расплескивая столу, поворачивалась перед зеркалом, гримасничала, оба мужчины не могли отвести от нее глаз. Александр со всей нежностью любил и жалел эту девочку: мать Таис умерла во время родов, отец, полководец, погиб, воюя с турками в Анатолии. Константин Борей, родной дядя, заменил ей обоих.
– Моя госпожа, – обратился к девочке Александр, – пойдете меня провожать?
От неожиданности она обернулась:
– Так скоро? – Девочка погрустнела. – А вы обещали, что расскажете о злых немцах и хитрых венецианцах. И о том, как эти венецианцы помещаются на своих островах и плавают друг к другу на лодках…
– Александру необходимо сегодня же отбыть в Константинополь, моя девочка. Но он обязательно приедет к нам в самое скорое время.
– Дайте слово, мой господин, – попросила Таис.
– Слово патриция, – твердо сказал Александр. – И вашего искреннего друга.
– Тогда ладно. – Девочка вздохнула совсем по-взрослому. – Но, помните: вы разбиваете мое сердце!
Попутчики Александра, уже на лошадях, дожидались своего предводителя за крепостной стеной. Среди них выделялся мощью друг и телохранитель молодого патриция – воин Аристарх по прозвищу Медведь.
Александр готов был забраться в седло, когда Константин Борей перехватил его руку и увлек в сторону.
– Ты всегда верил мне, как родному отцу, – негромко проговорил царедворец. – Так вот, внимай моим словам так, как если бы я поверял тебе первую из всех существующих тайн на земле. Дионисий открыл мне свои видения, в которых он всякий раз был одним и тем же мальчишкой, но не самим собой – другим. Сидя на холме, в неведомой ему земле, тот мальчишка видел на бескрайнем поле Сражение. Он знал, что перед ним – Великая битва. Два войска дрались друг с другом. Каждый раз эта битва представала ему обрывками. И он собирал всю картину по крупицам. Понимаешь, взмахи мечей, полет стрел. Все это проносилось одним вихрем. Последнее видение Дионисия было особенным. Когда вихрь битвы улегся, поле оказалось пустым. Но что-то сверкало на нем…
– Что же это было, учитель? – спросил Александр, сердце которого сейчас билось особенно часто.
– Дионисий сказал, что это было оружие – Меч. И еще он сказал: тот мальчишка, свидетель Великой битвы, не был его фантазией. Он существовал на самом деле. А значит, существовало и Оружие…
– Так это за ним охотится герцог Вествольф?
– Уверен в этом! Еще Дионисий сказал мне, что его видение повторится, как повторялось и раньше. Тогда все лоскуты его сна представят полную картину – ясную и точную. Этого и дожидаются наши враги! Этот Меч – не кусок металла. Он может столетия ждать своего хозяина! С помощью Оружия наши враги хотят победить в Великой битве. Однажды она будет – обязательно будет! И может стать Последней битвой. От наших заклятых врагов ты и должен уберечь Дионисия, а если понадобиться – отдать за него свою жизнь. Теперь ты знаешь все, Александр Палеолог. А потому садись на коня и отправляйся в Константинополь!
Уже через минуту Александр скомандовал товарищам: «В путь!».
Всадники спускались по дороге от грозной крепости Вары, а он, Вадим Александрович Арсеньев, стоял рядом с Константином Бореем и зачарованно смотрел им вслед…
Вернее, он был уже горячим золотым шаром, что повис в воздухе и готов был рвануть вперед и ввысь.
Глава четвертая. Герцог Вествольф
Лифт, все стены которого были зеркальными, плыл вверх. Он вез трех пассажиров: двух огромных мужчин – негра и белого, в черных костюмах с иголочки и темных очках, и высокую темноволосую даму лет двадцати восьми. Казалось, все трое не замечали друг друга.
Женщина, одетая в строгое черное платье, четко облегающее ее сильную фигуру, в изящной широкополой шляпе с алой лентой, держала в обеих руках сумочку из крокодиловой кожи. Все пальцы дамы были унизаны золотыми перстнями. Она улыбалась, разглядывая свое отражение в зеркале: высокий лоб, тонкие брови, хитро прищуренные карие глаза, подведенный рот. И особенно – родинку слева над верхней губой, яркую и чувственную, точно это была и не родинка вовсе, а мушка, какими часто украшали свои лица избалованные высокородные дамы прошлых веков. Улыбалась она самой себе – заговорщицки. Точно хотела преподнести кому-то долгожданный, возможно – бесценный, сюрприз.