— О-о-о-го-го-го! — орал на колокольне Федотка. — Драпайте! Штаны-то у вас широкие, много войдет!
После полудня зашуршали над Родниками снаряды. Один рванул навозные кучи с правой стороны села, другой — с левой, сыпанул шрапнелью недалеко от школы третий, вырыл горячую черную яму. Это подходили белочехи. Они ворвались в центр села и окружили школу. Отряд Терехи под прикрытием «Максима» скрылся в камышах. Макар остался в руках врага.
Начались около здания волости экзекуции. Всех, кто запахал розданную волисполкомом землю, пороли шомполами, положив на длинную, свежевыструганную скамейку. Народ боялся выходить на улицу, а если кто и выходил, то отворачивался, крестился широким крестом, будто отгонял лукавого.
Гришка объявлял:
— Платону Алпатову назначено двадцать пять шомполов, но у него сын ушел в бандиты, добавляем еще сорок. Итого — шестьдесят пять.
Сосед вечный и друг всей семьи Самариных Платон, когда его подвели к скамейке, шагнул в сторону Гришки.
— Дай распишусь в получении! — Туго, с хряпом залепил Гришке по уху, дал по здоровенному тумаку стражникам и кинулся наутек. Колька выстрелил в Платона. Подошел к упавшему и спокойно, не вынимая изо рта сигары, выстрелил в упор еще три раза.
— Так будет со всеми, кто не желает поддерживать нашу народную власть, — сказал мужикам, ожидавшим очереди.
— Каашо, — скартавил чешский офицер.
Выволокли из каталажки Макара Тарасова. Повязка на шее мокрая от крови, глаза впали.
— Комиссар? — спросил чех.
— Он самый! — ответил Гришка.
— Комиссару надо больше всех! Правильно?
— Так точно.
Сорвали гимнастерку, толкнули на скамейку. Но бить себя Макар не дал. Он рванулся на Кольку, сшиб его с неимоверной силой наземь и побежал к озеру. И тотчас от крутояра густо зататакал партизанский пулемет. Чех-офицер спрятался в волость, по-русски похабно выругался. Мужики рассыпались кто-куда.
Выиграно было всего три-четыре минуты, но Макар успел отплыть на чьей-то лодке до ближайших камышей. От волости вокруг озера полетели наперерез Макару несколько всадников. Но пулемет ударил по ним, и они разбежались по степи в беспорядке. А Макар плыл. Пули фьютькали по воде. Сочилась из шеи кровь, ползла по груди, по животу горячими струйками. Вода в лодке стала розовой. «Дотянуть до того берега!» — приказывал себе Макар. Черные мухи летали перед глазами. Орали на берегу белопогонники. Пулемет бил очередями…
Всю ночь Тереха готовился к этому. Он сам выбрал ударную позицию для пулемета, поставив его на небольшой курганчик, поросший сосняком, сам развел на огневые точки всех партизан.
— Скорее, Макарка, скорее! — Он стоял на другой стороне озера и видел, как Макар все неувереннее, все реже взмахивает веслами. Лодка кидалась из стороны в сторону, кренилась.
— Макарушка, милой, давай!
Невдалеке от берега весла упали. Суденышко заплясало, повернувшись кормой к волне.
— Вперед, мужики! На воду! Возьмем вплавь! — скомандовал Тереха.
Выволокли партизаны лодку на берег, подхватили Макара, понесли через ломи в займище Оборвалась за спиной пулеметная очередь: Федотка Потапов с напарниками пошли вслед.
После переполоха, наделанного партизанами обнаружилось: из Родников сбежала учительница большевичка.
Когда ночью в низенькое здание школы ворвались вместе с Гришкой Самариным два дюжих чеха, Саня перевязывала Макару рану.
— Вот он, большевик! — кричал Гришка. — Берите!
Схватил Макара за ворот, разбередил рану:
— Встать!
И повернулся к Сане.
— А это большевичка. Стерва. От нее вся зараза идет! — Гришка рванул на Сане кофточку, ткнул кулаком в губы. И тут же был отброшен в сторону.
— Мы с женщин не воюй! — Чех держал Гришку за ворот. — Ты женщин не трогайт.
— Как не трогай, когда она всех мутит здеся.
Глаза чеха стали злыми, холодными.
— Берите мужик, и фсё!
Когда Макара бросили в волость, к Сане прибежал запыхавшийся Иван Иванович.
— Чего ты стоишь-то? Кого ждешь? Пойдем скорее, спрячу тебя. А то разберутся, убьют!
— Спасибо, Иван Иванович. Только вон тот ящичек железный надо бы захватить с собой. Тяжелый он, не унести мне.
— Зачем он?