Лесник остановил ее, положив руку в варежке ей на рукав. Подозрение воина отразилось на его лице. — Кто ты такая? Кто-то, кого я должен бояться? Отточенные слова прорвали оборону вежливого доверия между ними. Напряженность его тела и рука, зависшая рядом с мечом, были признаками его нервного состояния.
— Ты думаешь, я злая ведьма? Ее собственное тело напряглось в борьбе, чтобы соответствовать его телу, как собака и кошка, оценивающие друг друга.
— Я не знаю. Скажи мне иначе.
Оставшись вдвоем в мире арктической белизны, Мартина поняла, что правда — ее единственная защита.
— Я Арфистка, — заявила она ровным, холодным тоном, который соответствовал их обстановке. — Ну, вроде того, во всяком случае. Я пришла сюда, чтобы закрыть эту трещину. И она медленно указала на бедлам наверху.
— Арфистка? — с сомнением повторил Вил, хотя его тело несколько расслабилось.
— Да. Знаешь ли, это агенты добра и...
— Я знаю, кто такие Арфисты. Я просто не ожидал встретить его здесь.
Мартина становилась все более вспыльчивой, раскрыв свою тайну только для того, чтобы быть встреченной сомнениями. — Я не выбирала, чтобы прийти сюда. Меня послали. Она похлопала себя руками, чтобы согреться. — Я должна закрыть эту штуку, пока не случилось что-то неприятное.
Вил отвел взгляд. — О, глаза Торма, — тихо выругался он. — Арфистка. Убрав руки с оружия, он повернулся к ней лицом. — Почему ты ничего не сказала? Я был готов убить тебя.
— Не волнуйся. Я бы тебе не позволила, — сказала она, направляясь к Астрифи. — Предполагается, что Арфисты держат свою деятельность в секрете. Вот, почему я тебе ничего не сказала. Теперь, когда ты все знаешь, ты поможешь мне?
Вил пристроился рядом с ней, его подозрения рассеялись, и они вдвоем поплелись к трупу гиппогрифа, тихо прислушиваясь к звукам ледника, когда он трескался и грохотал у них под ногами. Тело гиппогрифа уже остыло, а окровавленная туша начала замерзать. Лед и перья затрещали, когда два человека приступили к мрачному делу восстановления своих припасов.
То, что они нашли, не обещало ничего хорошего: несколько одеял, заледеневших от крови, и немного еды, которая не была разбросана при крушении. — Этого недостаточно, — объявил Вил. — Нам нужно больше еды. Он вытащил свой нож для снятия шкуры с толстым лезвием и указал на тушу Астрифи. — Это должно быть сделано. Ты можешь продолжать наблюдать.
Здесь, наверху, не на что было смотреть, кроме колючего снега, но Мартина с благодарностью приняла оправдание Вила не помогать ему, когда лесник с холодной практичностью, соответствующей ситуации, нарезал полоски с бедра Астрифи. Окровавленное мясо шлепалось на снег, когда он разрезал тушу. Наконец, закончив работу, Вил насадил мясо на стрелы и воткнул их в снег, оставив мясо сохнуть на ветру.
— Все еще недостаточно, — пробормотал он, отворачиваясь от кровавой работы.
— Как же так? — выдохнула Мартина с того места, где она прижалась к грунту, как будто лед хранил тепло.
— Мы вдвоем не сможем прожить на той пище, какая у нас есть. По крайней мере, не здесь, наверху, во льдах. Один из нас смог бы, но на двоих не хватит. Один из нас должен вернуться за припасами.
Арфистка бросила дрожащий взгляд на утяжеленные мясом колышки. — И?
Лесник уже загружал припасами одну из спасенных седельных сумок. — Поскольку ты не хочешь уходить, я должен это сделать. Я возьму немного еды и буду искать все, что смогу по дороге.
Ледник закачался у них под ногами, когда гейзер выбросил еще один из своих массивных шлейфов. Мартина посмотрела на небо, зная, что скоро на них обрушится шквал ледяных кристаллов, слишком больших, чтобы быть снегом, но слишком маленьких, чтобы быть градом. Она плотнее натянула на плечи одно из закоченевших одеял и принялась долбить кинжалом мерзлый грунт.
Теперь настала очередь Мартины быть подозрительной, когда она посмотрела на лесника. — И почему я должна поверить, что ты вернешься?
Вильхейм фыркнул, забавляясь чем-то, чего Мартина не понимала. Арфистка вообще не могла судить о его реакции. Его рот был плотно сжат, а глаза блуждали вдалеке. Наконец он заговорил почти совершенно монотонно, бессознательно ударяя по ладони кулаком в рукавице. У него был вид человека, дающего показания на следствии.
— Я... был... паладином Торма.
Мартина моргнула, настолько ошеломленная этим признанием, что оно вытеснило из ее головы даже мысли о холоде, затем подождала, пока Вильхейм продолжит. Он подождал, возможно, ожидая большей реакции, и двое уставились друг на друга, в то время, как ветер свистел над ледяной равниной.
— Ты был паладином Торма? — наконец эхом отозвалась Мартина, глубоко, вонзая свой кинжал в лед.
Его ответ был яростным, наполненным страстью, чтобы она не могла усомниться в его словах. — Да… Торма Истинного, Торма Храброго, Торма Залога Клятвы… Мы... они… храним его веру в доверии…
Мартина быстро вспомнила все, что она знала о паладинах, что было в основном слухами и мнениями. Те немногие, кого она встречала, были упрямыми, самодовольными и неприятными воинами, которые, как предполагалось, были сурово добродетельными, озаряемыми только славой своего бога.
— Паладин? Все эти дела и разговоры о чести, правде, добре, очищении от зла?
Вил расплылся в искренней улыбке, позабавленный ее описанием. — Что-то вроде этого. Нас учили держать свое слово. Но это уже не имеет значения. Я больше не паладин.
Эти слова вызвали у Мартины внезапное беспокойство. Что побудило Вильхейма впасть в немилость? У нее перехватило дыхание в ожидании какого-нибудь зловещего откровения, ее взгляд метнулся от окровавленного ножа, который держал Вильхейм, к побелевшим, как лед останкам Астрифи. — Значит, я должна доверять тебе, потому что ты больше не паладин? — она выдохнула, слова образовали в воздухе ледяные кристаллы.
— Однажды я проснулся, а моего бога со мной не было. Я не грешил, если это то, о чем ты думаешь. Мужчина тщательно вычистил свой нож и вложил его в ножны, защищаясь от ее непоколебимого взгляда. — Это было в Смутное Время. Однажды утром я проснулся, а Торма там больше не было. До того дня я всегда чувствовал цель Торма во всем. В тот день это чувство исчезло. Торм исчез, как и многие другие боги.
Мартина лишь несколько смутно помнила Смутное Время. Она была молода и еще не вступила в авантюрную жизнь. Для нее боги и их потрясения казались далекими по сравнению с Джайлзом, сыном префекта, который жил чуть дальше по переулку.
— Однако Торм вернулся. Ты все еще мог бы быть паладином.
Вил говорил тихо, но звучно, его голос нес силу через замерзшую пропасть. — Жизнь никогда не бывает простой. Когда Торм оставил меня, я внезапно впервые в жизни оказался сам по себе, и мне это понравилось. Ты не сможешь понять, какую свободу я почувствовал.
— И теперь ты хочешь, чтобы я тебе доверяла? Мартина задумалась. Возможно, это была приподнятая бровь или странное выражение ее лица, которое побудило Вила заговорить. — Я даю тебе слово, что вернусь. Я все еще честный человек, Мартина из Сембии. Целая жизнь тренировок не испаряется в одночасье. Мужчина поднялся с твердой решимостью, взвалив на плечо седельную сумку, чтобы идти. — Кроме того, у нас нет выбора. Ты не уйдешь, а двое не могут оставаться. Я найду тебя здесь через четыре дня. Береги себя и удачи в твоей миссии, Арфистка.
Мартина понимала, что может запротестовать. Она могла бы стоять на этом леднике и спорить, пока они оба не замерзнут, но время, потраченное на обмен секретами, уже пробрало ее до костей, и она знала, что бывший паладин был прав. Выбора не было. — Счастливого пути, — предложила она. — Через четыре дня ты найдешь меня здесь.
Слова практически растворились на ветру, и бывший паладин наклонился вперед, поворачиваясь навстречу шторму, чтобы начать свое путешествие. Арфистка не стала тратить время, наблюдая, как он уходит, а вместо этого занялась сбором припасов, большую часть которых он оставил ей. Пока она работала, лед снова вздыбился, на этот раз с силой швырнув ее на землю. Еще три толчка, каждый почти такой же сильный, произошли, прежде чем Мартина направилась к краю разлома.