А впереди двадцать четыре отпускных рабочих дня, как все двадцать четыре удовольствия. И можно бездумно лежать на песке, внимая шумным вздохам прибоя. Вечная песня моря, колыбельная, которую оно поет человечеству, прибежавшему на берег не то что своего детства — своего младенчества. Все живое вышло из моря. И значит, море — мать всему земному. Не отголоски ли древней, как мир, песни доносятся до нас в раскатах волн? Но что мы теперь понимаем в величавых, размеренных ритмах. Мы забыли родной язык.
Но вот мириадами невидимых стрел но груди, по спине ударило полдневное солнце. Прекрасная казнь, на которую люди идут добровольно. Бледнолицый толстяк с канцелярским животиком через час-другой покроется испариной. Но солнце! Юная модница, слинявшая уже третьей кожей, упорно добивается колера малийских дам. Но воздух! С живота — на спину, со спины — на живот, как ставрида на сковородке. Но вода!
В прибрежных водах завистливые на ультрафиолет уже мечутся, подобно рыбам в тесном аквариуме. Ихтиандры в масках, как хвостами, бьют ластами по воде, подражая неуловимым рыбам. Хорошо, что здесь нет акул — ведь они могли бы и ошибиться. Как угорелые пляшут яркие буи, ограждающие буйную ярмарку отпускников. Дальше нельзя — там другая вода, там — глубина. Берег смеется, берег хохочет, берег визжит от радости и восторга. А моря ужо но слышно.
Обладатели транзисторов, как спиннингами, ловят антеннами разноперую музыку в волнах эфира. Расторопный торгаш не успевает менять шампуры — над берегом плывет сизый дым шашлыка. И журча наполняет стаканы горьковатый квасок молодого вина.
Привет вам, любители моря, нашедшие на его берегу все двадцать четыре удовольствия!
Раскаленное солнце шипя погружается в волны. Схлынул в город людской говорливый поток. Белым вороньем над недавним пристанищем «дикарей» кружат, промышляя на ужин, чайки. На пляже дворники по штату не положены. И чайки будут наведываться сюда до тех пор, пока разгневанный шторм но вымоет берег до каждого камушка, до каждой песчинки.
А пока берег такой, каким его оставили любители моря. И море, большое море — смотрите, каким оно стало маленьким. Под неоновым светом луны море сейчас похоже на медузу, выброшенную на песок.
Да, таким море выглядит с берега в отпускную, безмятежную ночь. Может быть, и но таким — не спорю, ведь у каждого море свое. Но когда курортный городок сомкнет усталые веки, — спите сладко, отпускники! — с темной скалистой гряды ночь рассекут пограничные прожекторы. Голубые мечи ударят по воде, по буям, погруженным в дремь. Помните, эти красные шары ограждали дневную ярмарку — там за ними другое море, другая глубина. Там — мое море. Я хочу вам о нем рассказать.
Это море начинается не с золотого пляжа, не с кружевной бахромы прибоя. Это море начинается с флага. И не голосом вахтенного офицера — голосом пробудившихся волн по утрам звучит над всеми четырьмя флотами:
— На флаг, смирно!
Смирно, Краснознаменный Тихоокеанский! Смирно, Краснознаменный Северный! Смирно, дважды Краснознаменный Балтийский! Смирно, Краснознаменный Черноморский! Четыре флота — четыре части света… И как снежные взрывы взметнулись чайки — над таежными сопками Приморья, над льдистыми скалами Заполярья, над сосновыми дюнами Балтики, над солнечным взгорьем Севастополя.
— Флаг поднять!
Белый, как облако; с синей каймой, словно только что коснулся моря; с красной звездой, серпом и молотом — медленно, солнцу вослед поднимается на гафеле Военно-морской флаг.
— С добрым утром, море!
Вздохнет пробужденно, взовьется гребном волна и прильнет к родному стальному борту. А наверху, на палубе вдоль лееров, как по нитке, бушлат к бушлату, плечо к плечу, даже черные ленты переплелись в один крепчайший узел, лицом у флага стоят мои друзья.
— С добрым утром, флот!
Струится, отщелкивает на ветру бело-синий флаг. Над широкой, как бронированная площадь, палубой крейсера, над узкой и скользкой, как спина гигантской акулы, палубой подлодки. Сизые капельки росы на броне, и в каждой — по маленькому солнцу.
Так начинается утро на рейде. Но вот дробот матросских каблуков прокатился по трапам, словно тысячная колонна, как по асфальту, пробежала куда-то вдаль по морю, металлический голос в динамике произнес что-то спокойное, но приказное. Грозно шевельнулись орудийные башни, задрались хищные клювы ракет… Боевая тревога!