ГЛАВА ВТОРАЯ
Во всех лагерях идет усиленная вербовка для заброски банд на территорию республики. По предварительным данным, многие банды нацелены на северные провинции. С одной из групп возвращается «Тура» [9].
— Гандж Али, — наконец главарь назвал его, и Али вышел из строя, стал перед Делаварханом.
Прищурившись, он начал осматривать Али. Пауза затягивалась, Али хотелось переступить с ноги на ногу, пошевелить потными, сжатыми в кулаки пальцами. Вот этот человек поведет его на родину, будет заставлять убивать, грабить, жечь. Но почему он так долго смотрит? Может, кто-нибудь уже донес про листовку?.. Тогда конец. Бежать, надо бежать. Но куда, куда? До гор далеко, кругом охрана. Неужели смерть?
— Будешь гранатометчиком, — вновь заговорил Делавархан, и Али почувствовал, как вместе с облегчением выступил по всему телу пот. Он смахнул его со лба, машинально перевел дыхание. — И предупреждаю, Али. Промахнешься пять раз подряд по цели — расстрел. За оружие заплачено немало, и мы должны оправдать и деньги и пожелания тех, кто нам дает его. Становись в строй.
Делавархан, заложив руки за спину, пружинисто покачивался: на носочках, вверх — раз, два — на пятки, вверх — раз, два — на пятки. Он видел страх в глазах Али и сейчас с улыбкой наблюдал, как тот после пережитого волнения неуклюже становится в строй. Так надежнее. Пусть боятся. Пусть заискивают. Пусть знают, что он сейчас для них — сам аллах. Он прикажет — и они будут убивать себе подобных. Легче всего, конечно, было с первым отрядом, в который он забрал всех мужчин аула перед приходом правительственных войск. И эти черви, молящиеся аллаху, земле, воде и ему, Делавархану, до десятого поколения вперед увязшие в долгах, безропотно шли за ним. Это не была образцовая банда в военном отношении, но они были идеальные, послушные исполнители. Жаль, что почти все погибли в больших и малых операциях. А эти? Что у них на уме? Нет, пусть чувствуют силу. Пусть дрожат и заискивают.
— Завтра вас примут в штаб-квартире партии. — Делавархан прошелся перед строем. — Советую отвечать коротко: «Иду для уничтожения живой силы и техники противника». Кто не понял?
На его продолговатом лице появилась ухмылка, и, словно смущаясь ее, главарь опустил голову. По опыту знал, что в строю сейчас все облегченно вздохнут, и тогда он злобно бросил:
— И пусть меня простит аллах. Но я предупреждаю вас: не вздумайте исчезнуть из отряда. Али! — Али вздрогнул: он только что представлял, как юркнет в толпу в первом же городе, исчезнет, затеряется в нем и во всей стране. Потом он отыщет сестру, откроет свою лавку — и пусть будут прокляты лагерь, банда, эти два года, принесшие ему столько бед, страданий и унижений. — И ты, Саид. Вы у меня единственные, у кого здесь, в Пакистане, не остается родных и близких. Остальные, я уверен, вернутся. А вас двоих я буду держать под особым контролем. Запомните сразу, при малейшем неповиновении или шаге в сторону…
Делавархан вытащил из кобуры пистолет, погладил вороненую сталь ствола, вновь заботливо опустил его в кожаный футляр.
— У меня пока все. Нам осталось пять дней. С утра начнем заниматься боевой подготовкой. А сейчас продолжайте изучение книги. Саид, ее не у нас в центре выпускали?
Саид торопливо кивнул: да, у них. Эта книжечка — пылинка из того, что печатает «Мобильный информационный центр», расположенный на северной окраине Пешавара.
— Мы доноры нашей священной войны за свободный и независимый Афганистан, — поучал своих сотрудников директор центра господин Кари Мохаммед Шариф. — Вот ты, Саид, сколько можешь мусолить этот плакат? Убери с него все слова и призывы — народ неграмотный, они должны видеть картину, а не читать, что на ней нарисовано. Ты же художник, Саид, а фантазии у тебя никакой. Какая там у тебя тема? Русские в Афганистане? Ерунда. Смотри: здесь, вверху, рисуем начальника генерального штаба вооруженных сил республики. Да еще с туловищем свиньи, потому что этому поганому животному не место на священной мусульманской земле. И пусть он держит на поводках советских солдат, которые идут и стреляют в детей, женщин и стариков. Впрочем, стариков можно и не рисовать, пусть будут женщины и дети. И больше крови, не жалей красной краски, нам знамена не рисовать. Вот и все. И не надо ничего объяснять, все видно и понятно. Нами хода [10]нас простит, ибо главная цель нашего центра — поднять народ против неверных. Ты с чем-то несогласен, Саид? Впрочем, ты прав: художник должен видеть все собственными глазами. Готовься, сходишь с одним из отрядов, пожуешь пыль, если тебе скучно работать в студии. Хочу верить, что винтовку ты будешь держать увереннее, чем кисть. Кто еще хочет на натуру? — Директор обвел взглядом сотрудников центра, и те усердно склонились над картинами, блокнотами, пишущими машинками, гранками оттисков.
Прошла неделя после того разговора, и вот уже он, Саид, стоит в этом лагере и сам держит за спиной винтовку. И читает ту книгу, которую создавали опытные убийцы для убийц начинающих.
— Я тебя предупреждал, художник, — напомнил Делавархан еще раз и, пружинисто шагая в горных ботинках по камням, ушел к своей палатке.
Али вместе со всеми в изнеможении опустился на землю, раскрыл наугад выданную Делаварханом книжечку «150 вопросов и ответов бойцам партизанских отрядов».
«Вопрос: Что еще является объектом нападения для нанесения урона врагу?
Ответ: Больницы, школы и столовые, у которых бывает мало постов, а персонал не может оказать сильного сопротивления…»
«И лицеи, женские лицеи». — На странице стало возникать лицо Фазилы, и Али замер, затаил на полувздохе дыхание, призывая видение проясниться или хотя бы не исчезать совсем.
И лицо стало проясняться, пелена улетучивалась, и когда Али наклонил к нему голову, вместо Фазилы вдруг ухмыльнулся Делавархан с плоскими, без скул, щеками, переходящими сразу в длинную шею, с черным кругом усов и бородки вокруг узкого рта. А за подрагивающими веками — полные ненависти глаза.
Али тряхнул головой, возвращаясь в реальный мир. К ста пятидесяти ответам на один вопрос: как легче и быстрее убить человека?
Он искоса, исподлобья, короткими взглядами стал изучать людей, с которыми ему указано два-три месяца делать одно дело, жить одной семьей. Станут ли они как братья в предстоящих испытаниях? Сможет ли их сблизить пролитая кровь убитых ими людей? Породнят ли поджоги и отравления? О чем сейчас думают эти настороженные и угрюмые люди?
Он вдруг словно со стороны увидел всю банду, исподлобья, как и он, бросавшую друг на друга взгляды, объединенную только тенью от навеса, книжечкой ответов и вопросов и Делаварханом. И все же по отвернувшимся, спинами к нему сидевшим мятежникам Али почувствовал к себе особую настороженность. Он отыскал взглядом Саида. Художник, которого главарь почему-то выделил особо, был испуган, и бандиты, сидевшие рядом, тоже повернулись к нему спинами. Саид поднял голову и встретил взгляд Али, увидел в нем сочувствие.
Перед сном с молчаливого согласия, а вернее, по молчаливому приказу банды Саид перебрался со своим одеялом к Али, и они легли лицом друг к другу. И хотя между ними в этот день не было сказано ни единого слова, они чувствовали облегчение, позволившее им уснуть среди враждебности и настороженности.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В связи с имевшими место провокациями мятежников на дорогах движение автотранспортных средств вне расположения лагеря в одиночку разрешать только в исключительно крайних случаях…
«Афганец» налетел так неожиданно и с такой силой, что замполит роты лейтенант Алексей Спирин и связист ефрейтор Олег Новичков не успели перебежать от арыка к караван-сараю. Ветер толкнул в спины, сорвал панамы, потащил вперед, вырывая из рук резиновые ведерки с водой. Мгновенно стало темно: мельчайшая бархатная пыль неслась сплошной стеной, и замполит, протянув руку к Новичкову, не увидел своей ладони.