— Женя, — вскочил с постели Гринев, когда Борзяк закончил информацию о награждении, — командирую тебя за дрофами. Закатим пир на весь мир!
Но Борзяк словно холодной водой окатил нас:
— Приказано всем сейчас же сесть в кабины и дежурить.
— Как так? — У Гринева от удивления округлились губы.
— А вот так! — Борзяк не изменил своей монотонной, педантичной интонации. — Приказ есть приказ! И просили передать, чтобы внимательно следили за воздухом. Не исключена возможность, что самураи пойдут еще на какую-нибудь авантюру.
— Не прозеваем, — заверил Гринев.
И никто в этом не сомневался. Теперь смелость не бурлила в нас нетерпением — скорее в бой, на подвиг! Теперь она не казалась всадником с саблей на лихом коне и с громовым «ура». В огне битв вся эта наивность неопытности и молодечества переплавилась в боевую зрелость.
Говорят, человек рождается дважды: первый раз — физически, второй — духовно. Мы испытали третье рождение — стали настоящими военными людьми. Мы познали, что война — это не романтика приключений, что героика в ней так же буднична, как буднична и сама жизнь.
Предупреждение из штаба армейской группы о бдительности было своевременным. Самураи, разбитые в августе, снова начали сосредоточивать силы и вести активные боевые действия. Даже в первой половине сентября дважды пытались наступать свежими резервами. Их авиация усиливалась с каждым днем. Воздушные сражения по накалу и количеству участвующих самолетов в отдельные дни не уступали августовским.
1 сентября 1939 года фашистская Германия напала на Польшу.
В свете этих событий халхингольская битва представлялась нам одним из этапов в едином замысле подготовки империалистами войны против Советского Союза. И естественно, возникал вопрос: а не готовятся ли японцы вместе с фашистской Германией к новому наступлению в больших масштабах? К тому же здесь уже нет наших боевых инструкторов — «испанцев», как мы звали бойцов-коммунистов, которые первыми из наших летчиков схлестнулись в мадридском небе с фашистскими пиратами. Нет участников воздушных боев в Китае против японских захватчиков. Они много сделали на монгольской земле, передавая нам своп опыт борьбы с оголтелыми бандами империализма. Нет дважды Героев Советского Союза Сергея Грицевца и Григория Кравченко, нет Николая Герасимова и многих других командиров. Они срочно, по тревоге, отбыли к нашим западным границам. Война надвигается и с той стороны. И мы в сентябре, проявив высокую боеготовность, отбили все попытки достигнуть хотя бы малейшего успеха и заставили поверженного врага просить о прекращении всех военных, действий.
Шестнадцатого сентября в Монголии наступил мир.
В историю наших Вооруженных Сил была вписана новая яркая страница. Она показала, с каким умением, твердостью и мужеством отстаивали советские люди дело мира. Во второй мировой войне Япония не выступила против Советского Союза. Главная причина — Халхин-Гол.
Калининский фронт
На поседевшей от мороза еще зеленой траве с хрустом печатаются следы. Идем на построение. В голубом небе полная тишина, на земле — никакого дуновения. Из-за макушек деревьев выглянуло солнце, большое, свеже-розовое и спокойное. Сразу все заискрилось. Лес, обступивший со всех сторон аэродром, запылал осенним багрянцем. Но мне не до красот природы. Я весь во власти предстоящего полета — своего третьего боевого крещения.
Первые боевые вылеты на Халхин-Голе. Там за жестокие месяцы войны я познал радость побед и горечь неудач. Я понял, что на одном желании, на одной смелости и ненависти к врагу далеко не уедешь. Нужны мастерство и воля. А эти два качества даются только в труде — в боях и учении.
Boйна с белофиннами зимой 1939/40 года. И снова первый вылет. Правда, мне тогда уже хорошо была знакома стихия боя, но другая обстановка и другой противник требовали иной тактики.
Теперь идет Великая Отечественная война. Сентябрь 1942 года. Заканчивается Ржевская операция. После окончания Академии ВВС меня направили в 728-й истребительный полк. Ему нет еще и года, молодой! Впрочем, на фронте зрелость части, как и бойца, определяется не возрастом, а боевым опытом. Летчики 728-го уничтожили уже больше сотни самолетов противника. Сами потеряли двадцать одну машину. Неплохо поработали!
Как сложится моя судьба в этом полку? Вспомнил, каким птенцом начал воевать на Халхин-Голе. Тогда я имел мизерный налет на истребителях. Теперь — только боевого около двухсот часов. Из них четверть фронтовых. В воздушных боях лично уничтожил шесть самолетов противника и двенадцать вместе с напарником.
Учеба в академии тоже не прошла даром. Я научился шире смотреть на жизнь, на людей и на войну. Правда, при назначении в отделе кадров 3-й воздушной армии сказали, что мой боевой опыт устарел. По-моему, опыт войн не устаревает, а только совершенствуется в зависимости от новых условий. А вот знания, полученные в академии, — это верное оружие! Сумею ли я хорошо владеть этим оружием?
Впятером стоим перед капитаном Купиным, оставшимся за командира полка, и слушаем указания на вылет.
— Все понятно? — спрашивает он.
— Понятно… — тихо и глухо, словно издалека, раздались два-три голоса. Остальные в задумчивости кивнули головой.
Летчик, получив задание, уже живет предстоящим боем. Хотя фронт находится в тридцати километрах и в воздухе ничем не обозначен, но ты всеми мыслями там, на передовой. В твоем воображении возникает обширная панорама наземного сражения и возможная воздушная обстановка, в которой придется действовать. Купин, хорошо понимая состояние людей, не повторяет своего вопроса, а только изучающе обводит всех взглядом, как бы убеждаясь по особым приметам о готовности каждого выполнить поставленную задачу.
Правофланговые — ветераны полка. По ним командир лишь скользнул взглядом — не подведут!
Сергей Лазарев — самый молодой летчик в полку и воюет недавно. Как и большинство высоких людей, он чуть сутулится. Губы плотно сжаты — первый признак внутреннего напряжения. Синие глаза доверчиво глядят на командира. В них и задор, и суетливое нетерпение, так свойственное еще неопытным воздушным бойцам. Купин задержал взгляд на Лазареве, но ничего не сказал.