Тонкая стрелковая цепь бантагов выбежала на поле, некоторые из них уже стояли на коленях и стреляли, потом рычажком открывали казенники, чтобы вогнать новые патроны.
Дирижабль, пролетающий над Гансом, на мгновение бросил на них тень. Машина летела на полной мощности, закладывая резкий вираж, поток огня, изливался вниз от верхнего стрелка, пули, прошивали поле, разбивая стрелковую линию, рассеивая ее.
— Огонь!
Крик долетел через переговорную трубу, соединяющую с нижним грузовым отделением. Ганс вытянул вперед шею, смотря на крыло правого борта. Язык пламени сине-оранжевого цвета тянулся от внешнего двигателя. Ткань вокруг двигателя также горела, огонь распространялся раскаленными клиньями вдоль задних краев верхнего и нижнего крыльев.
— Закрывай! — проорал Джек.
Ганс довернул главный клапан до конца, полностью перекрывая все четыре топливные линии. Машина просто начала падать. Джек наклонил ее нос вниз, направляя прямо к дренажной канаве, граничащей с западным концом поля, потянул вверх в последнюю секунду, дирижабль подпрыгнул на дюжину футов, а затем тяжело рухнул вниз.
Верхнее крыло со стороны правого борта загорелось, огонь скакнул вовнутрь к взрывоопасным водородным баллонам.
— Наружу, все наружу! — прокричал Джек.
Ганс завозился со своим ремнем безопасности, расстегивая его, проклиная все от боли, когда он схватил свой карабин и бросил его в нижний люк. Не теряя времени на разворачивание лестницы, он высунул ноги через открытый низ, глубоко вздохнул, затем сложил руки над головой и прыгнул на дюжину футов к земле, выбивая воздух из легких.
Ошеломленный, он не мог двинуться. Джек рухнул вниз около него. Он почувствовал, что Джек ухватил его под плечи, вытаскивая на чистое место, притом, что он продолжал сжимать свой карабин.
Проревело длинное стаккато выстрелов из «гатлинга». Когда они отошли в сторону от судна, он увидел, что их верхний стрелок все еще стрелял. Выливая непрерывный поток пуль из «гатлинга» в колонну бантагов, стремительно выносящихся из ворот двух бараков, он уничтожил дюжины из них.
— Выметайся! — прокричал Джек, поскольку пламя от крыла правого борта добралось до боковой стенки переднего газового баллона. В течение секунд огонь прожег отверстие, поджигая водород, который полился через край, объединяясь с окружающим кислородом и вспыхивая тусклым призрачным синим светом. Вся площадка дирижабля полностью отделилась от корпуса.
Мальчик на верхней палубе продолжал палить, обстреливая все вокруг своим «гатлингом», выпуская потоки огня в сторону железнодорожного депо, разрывая на части небольшой склад, который служил выходом для вырытого Гансом и его людьми тоннеля спасения. Как только пули насквозь пробили тонкую деревянную стенку, Ганс услышал бантагов, кричащих внутри.
Оружие затихло, перегорела паровая линия, прицепленная к внутреннему двигателю правого борта. Парень поднялся, чтобы выпрыгнуть наружу, несмотря на то, что его кабина обрушилась в горящий баллон.
Снаряд разорвался прямо у него за спиной. Он попытался выбраться, двигаясь на заплетающихся ногах, но кабина исчезла, падая в ревущий ад, и мальчик исчез. Выругавшись, Ганс отвел взгляд.
Он услышал крик Кетсваны и мельком увидел разъяренного зулуса, сопровождаемого его людьми, выбирающихся из-под горящего дирижабля; один из парней, каким-то невероятным образом вытащил драгоценный ящик, загруженный револьверами и дополнительными боеприпасами.
Второй дирижабль затормозил, останавливаясь позади горящей машины Джека, выгружая собственную штурмовую группу, верхний стрелок также опустошал свой «гатлинг» огнем поддержки. Третья машина врезалась в землю слева от машины Джека, совершив почти полный разворот, поскольку ее переднее колесо разломалось от жесткой посадки. Четвертый дирижабль, входя на посадку слишком низко, потерпел аварию над третьей машины, разломав палубу верхнего стрелка, опрокинувшись через нос третьего судна, и врезался в землю, передняя кабина исчезла, крылья отломались и воткнулись в газовые баллоны, которые взорвались. Полдюжины мужчин вылетели из грузового отделения.
Еще один дирижабль, прерывая попытку приземления, взлетел вверх, закладывая резкий вираж, крыло правого борта почти зацепило склад, который был измельчен огнем «гатлинга». Верхний и передний стрелки выпустили потоки огня, когда они пролетали над посадочной площадкой. Еще один дирижабль, отвернув от скопления первых четырех, благополучно приземлился, за ним секундами спустя приземлился еще один корабль, а за ним еще один.
Кетсвана и его атакующая группа уже прошли склад, который начинал гореть, крики умирающих бантагов, эхом неслись изнутри. Здание внезапно взорвалось с громовым раскатистым ревом, куски древесины, тел, и бочонков с порохом взлетели на воздух, разрываясь подобно фейерверку на праздновании Дня Независимости, взрыв, накрыл дирижабль сверху и сбил с ног нескольких человек Кетсваны.
Обломки дождем лились вниз; Ганс сложился в плотный комок, и Джек бросился сверху на старого сержанта. Выглянув, Ганс увидел, что пылающий бочонок плюхнулся рядом с дирижаблем, который приземлился позади машины Джека, разрываясь несколько секунд спустя, также уничтожая это судно, поймав в ловушку пилота и его помощника, когда они попытались пробиться наружу.
— Мы приземлились в сумасшедшем доме! — проревел Джек. — Я займусь приземлением! Охраняйте эту территорию, иначе, нас всех перебьют.
Отпустив Ганса, он поднялся на ноги, игнорируя обломки, все еще падающие с небес, и помчался в поле, размахивая руками, пытаясь сигнализировать другим дирижаблям, держаться подальше от их места приземления. Ганс увидел, как две машины заложили крутые виражи и повернули на север, но еще один подлетел на посадку прямо сквозь разрастающиеся клубы дыма, усиливая беспорядок, солдаты выскочили из грузового отделения прежде, чем судно даже остановилось.
Ошеломленный, Ганс медленно поднялся на ноги, его разум помутился от безумной суматохи вокруг. Отделение воинов, чины, одетые в униформу, пробежали мимо, их лейтенант прокричал им, чтобы они атаковали первую фабрику. Он отстал от них, подходя к Гансу.
— Сядьте, сэр.
Ганс в смущении посмотрел на него.
Чинский офицер мягко помог Гансу опуститься на траву, развязал красный платок, привязанный вокруг его горла, и начал вытирать лицо Ганса. Ганс вздрогнул от боли. Осколки стекла от взорвавшегося окна, понял он смутно. Офицер говорил мягко, как будто успокаивая ребенка, перейдя на диалект лагерей, странную комбинацию чинского, русского, зулусского, многоязычный язык рабов.
— Мы вернулись, теперь мы вернулись с оружием. Слушайте, слушайте.
Чин очистил его глаза, заляпанные кровью, и Ганс посмотрел на покрытые завесой дыма ворота. Кетсвана стоял, вырисовываясь на фоне фабричных ворот, где они когда-то были рабами, карабин поднят над головой, его боевое пение служило сигналом сбора. Однако было что-то еще, громкий ревущий крик, крики тысяч мужчин и женщин.
Ганс поднялся на подкашивающихся ногах, лейтенант-чин, который был почти одного с ним возраста, помог ему.
— Мы освободим здесь наших братьев, а затем отдохнем, старина. Мы выпьем чаю, и затем присмотрим за рабами бантагов, — сказал он ухмыляясь.
Он обошел вокруг тела двух мужчин, пойманных взрывом на складе, оба разорванные и ужасно обожженные. На главной железнодорожной линии громоздились обломки дирижабля, уничтоженного во взрыве и отчаянно горевшего. Чудесным образом, большинство солдат в грузовом отделении выжили, хотя были сильно помяты, и они съежились в кучку в сторонке, безучастно смотря на творившийся ад.
— Идите туда, идите! — прокричал лейтенант, указывая на ворота. У нескольких парней все еще были с собой карабины; остальные вытянули пистолеты и безжизненно поплелись к воротам.
Когда Ганс добрался до ворот, то он на секунду в ужасе отскочил от них. Прежде всего, он почувствовал зловоние, отвратительное приторное зловоние лагерей, невымытых тел, насыщенный горячий водяной пар литейного цеха, затхлый запах бантагов, и более глубокий запах гниющей еды и человеческих отбросов, пропитавших поверхность почвы, и запах смерти, и еще странное нереальное ощущение, что также можно почувствовать запах ужаса.