Все последние недели руководители левых эсеров активизировали работу против Советской власти. Ленин, Центральный Комитет партии и Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией знали о действиях эсеров против налаживания продовольственного дела в стране. Как идеологи зажиточного крестьянства, они все больше сползали вправо. Но все же нелегко было предположить, что Мария Спиридонова и ее единомышленники пойдут на провокацию, которая поставит под угрозу дело революции и самое существование Советской власти. Ведь и в Совнаркоме, и во ВЦИКе, и в самом ЧК находились руководящие деятели левых эсеров.
6 июля вспыхнул мятеж; левые эсеры стали на путь откровенной контрреволюции. Брестский мир, добытый огромными усилиями Ленина, был поставлен под угрозу. Убийство германского посла Мирбаха левым эсером дало повод продолжить наступление кайзеровской армии, перед которой, в сущности, лежала безоружная, истекающая кровью, голодающая страна, истерзанная четырехлетней империалистической войной.
Первые выступления эсеров были разгромлены, но в последующие дни, во время заседания V съезда Советов, проходившего в Большом театре, взорвались две бомбы. Александр Дмитриевич — участник съезда как член ВЦИК — был свидетелем этих событий.
Предотвратили панику железная выдержка и хладнокровие Якова Михайловича Свердлова. Все члены съезда — коммунисты должны были немедленно направляться на Малую Дмитровку в дом № 6 для получения инструктивных указаний о ближайших мерах борьбы, а руководящие деятели были распределены по районам Москвы. В соответствующий район должен был выехать и Цюрупа. О том, что произошло в памятный день, свидетельствует Александр Григорьевич Шлихтер:
«Собрание на Малой Дмитровке затянулось до вечера. Уже вечером я и несколько других членов коллегии Наркомпрода вместе с Цюрупой направились по своим районам. Наш путь лежал через Покровку. Недалеко от въезда на Покровку наш автомобиль был задержан каким-то стоявшим на посту часовым-красноармейцем.
— Стой! Вылезай из автомобиля!
Цюрупа, видя, что заявления шофера не помогают, говорит:
— Автомобиль наркома продовольствия, не задерживайте!
Но часовой открыл дверцу автомобиля и потребовал:
— У кого есть револьвер? Давайте...
Оказалось, мы попали в район, находившийся уже в фактическом распоряжении начальника восставшего гарнизона левого эсера Попова, размещавшегося в районе Покровки, в ныне им. Дзержинского казармах...
— Вылезай все! Автомобиль вместе с шофером отправится в штаб Попова.
Так мы остались без средств передвижения».
Трудной была та ночь для Цюрупы. Шлихтер, живший на Покровке, переулками, минуя эсеровские посты, дошел до Московского Совета, а потом — в Кремль, где сообщил Владимиру Ильичу о случившемся. Ленин был очень обеспокоен отсутствием Цюрупы.
В Кремль Александр Дмитриевич добрался поздно. В Москву ранним июльским утром въезжали революционные латышские стрелки, рабочие отряды подавляли последние очажки контрреволюции.
Следующим утром началось очередное заседание Совета Народных Комиссаров. Александр Дмитриевич дописывал последние строки Декрета о Комитетах бедноты. Ленин то и дело бросал взгляд в сторону Цюрупы. После прошедшей ночи они еще не успели поговорить. Не только эту, но все последние недели Цюрупа спал лишь несколько часов, плохо питался, вид у него был крайне утомленный. Владимир Ильич не раз, в те редкие минуты, когда Цюрупа, уступая настоятельным просьбам его и Надежды Константиновны, заходил на чашку чаю, говорил Александру Дмитриевичу, что он не бережет себя, безобразно обращается с «казенным имуществом»[5], требовал, чтобы Цюрупа отдохнул и, передав хоть на две недельки дела Брюханову и Шлихтеру, поехал куда-либо за город. Александр Дмитриевич все отнекивался, говорил, что успеется. Вот, дескать, поступит хлеб из Тулы, из Тамбова, из Воронежа, и тогда он, может быть, и впрямь выберется. Но хлеб хоть и поступал, однако заботы, одна тягостнее другой, крепко держали его, и он гнал мысль об отдыхе.
Москва то и дело совсем оставалась без хлеба, а у пустых лавок стояли безмолвные очереди женщин с голодными детьми на руках. Цюрупа выехал на юг. Трудно вообразить, как ему тогда удалось вырвать хлеб, растолкать всех и вся на железных дорогах и привезти в Москву эшелон с мукой.
До Кремля он добрался еле держась на ногах, и тут же, в кабинете Владимира Ильича, потерял сознание.
Врач констатировал: голодный обморок.