Отправленные к эбуронам послы вернулись лишь поздно вечером. Сабин приказал всем членам военного совета собраться в претории, а солдатам запретил ложиться спать до особого распоряжения.
Бальвенций прибыл на совет последним. В доме легатов собралось около тридцати человек: старшие центурионы, трибуны и контуберналы. Все они расположились вокруг большого овального стола, на котором лежала карта Галлии. Сабин стоял по одну сторону, Котта по другую. Над столом свисала деревянная люстра сделанная из обычного тележного колеса с тремя медными лампами. Фитильки ламп тихонько потрескивали и нещадно коптили, распространяя вокруг едкий запах прогорклого масла. Света едва хватало, чтобы различить линии на карте.
Завидев припозднившегося примипила, Котта приветливо кивнул. Бальвенций извинился за опоздание, прошёл к столу и встал рядом с Марком Либением.
-- Я ничего не пропустил? - тихо спросил он.
-- Только начали.
Послами к Амбиоригу ходили Гай Арпиней и начальник испанской конницы Квинт Юний. Испанец уже не раз вёл переговоры с Амбиоригом по приказу Цезаря, он же докладывал о результатах встречи.
-- В свой лагерь галлы нас не пустили, - говорил Юний, - но, судя по размерам, там должно находиться не менее десяти тысяч человек. В трёх милях к западу, у леса, мы видели огни ещё одного лагеря. Конницы у них много, я видел, как крестьяне свозили фураж. Амбиориг встретил нас в поле, с коня не сошёл, говорил в седле. По его словам выходило, что нападать на нас он не хотел. Но сегодня, как он сказал, были атакованы все наши зимние лагеря. Это решение было принято на общем съезде галльских вождей. И хотя он с ним не согласен, всё же был вынужден подчиниться. Ещё он много говорил о своей дружбе с Цезарем, - Юний усмехнулся, - и о любви к римскому народу.
-- Что он предложил?
-- Он сообщил, что через несколько дней к нему присоединится большой отряд германских наёмников. Они уже перешли Рейн и скоро будут здесь. Когда это случится, он уже не сможет противостоять требованию вождей других племён взять в осаду наш лагерь. Сейчас он ссылается на нехватку людей. Это явная лож. Людей у него достаточно... В общем, он предлагает нам покинуть лагерь и уйти либо к Цицерону, либо к Лабиену...
-- Я не согласен, - тут же вставил Котта.
Сабин поднял руку.
-- Подожди. Выслушаем до конца, потом решим. Продолжай, Юний.
Испанец пожал плечами.
-- Это всё. Амбиориг поклялся, что беспрепятственно пропустит нас по своей земле. Только таким образом он сможет отблагодарить Цезаря за его справедливость и дружбу.
Некоторое время все молчали. Потом Котта стукнул ладонью по краю стола и сказал:
-- Мы должны остаться в лагере. Единственная причина, которая может заставить нас покинуть его - это приказ Цезаря. Без такого приказа мы не имеем права уходить.
Центурионы одобрительно зашумели и даже трибуны выразили своё согласие.
-- Формализм, - отмахнулся Сабин. - Будь Цезарь здесь, он бы непременно сделал так, как предлагает Амбиориг. Наши силы распылены по все Галлии. Чтобы успешно противостоять восстанию и подавить его, необходимо собраться воедино, в кулак. Только так мы сможем победить галлов.
Сабин говорил так, словно решение уже принято. Он провёл по карте золотым стилосом, используя его вместо указки, и ткнул в кружок, обозначающий лагерь Цицерона.
-- Пятьдесят миль, два дня ускоренным маршем. Если выступим на рассвете, послезавтра вечером прибудем на место.
-- Мы должны оставаться в лагере! - упрямо повторил Котта.
В его голосе прозвучала такая уверенность, что все поняли, что отказываться от своего мнения он не собирается. Сабин удивлённо вздёрнул брови, как бы пытаясь понять, кто это осмелился оспорить его выбор, а потом начал медленно заливаться краской. Бальвенций однажды видел такое: налившись краской, Сабин обычно начинал кричать и топать ногами. На сей раз он сдержался, хотя далось ему это с трудом.
-- Я не собираюсь уговаривать тебя, Котта. Но ты человек не глупый и поймёшь всё сам. У нас четыре с половиной тысячи солдат, включая испанскую конницу. Этого слишком мало, чтобы противостоять эбуронам и объединившимися с ними германцам. Мы не выдержим их совместного натиска, силы слишком неравны. А соединившись с Цицероном, мы сможем не только выдержать осаду, но и нанести по галлам упреждающий удар...
-- Мы можем выдержать осаду и здесь, - вдруг сказал Бальвенций. - Лагерь хорошо укреплён, продовольствия хватит на два месяца. А там либо галлы выдохнуться, либо придёт Цезарь. К тому же я ни разу не слышал, чтобы галлы взяли лагерь римского легиона... - И ожёгся о взгляд Сабина.
Легат скрипнул зубами и просипел:
-- Когда я захочу узнать мнение центуриона, я сообщу об этом отдельно.
-- Он прав, - вступился за примипила Котта. - Несмотря на то, что большая часть наших легионеров новобранцы, они успешно отразили утренний штурм противника.
-- Ты забыл, на валу стояли когорты ветеранов!
-- Ага, только и они наполовину состоят из новичков. А вот тебе вместо того, чтобы отсиживаться в претории, надо было пройти вдоль строя и взглянуть на лица солдат. Они рвались в бой!
-- Не тебе указывать, где я должен находиться!
К Бальвенцию протиснулся Квинт Луканий.
-- Смотри, как разошлись, - шепнул он, кивая на легатов. - Прям цепные собаки. - Он улыбнулся. - А ты, кажется, нажил себе врага.
Бальвенций скривил губы.
-- Знаешь сколько их у меня? Целая Галлия! Одним больше, одним меньше - значения не имеет.
-- Герой! Только я бы предпочёл иметь во врагах две Галлии, нежели одного Сабина. Его и Цезарь ценит, и в Риме связи большие. Сжуёт, как хлебный мякиш. А Коттой закусит.
-- Подавится...