Собрание затягивалось. Легаты спорили, настаивая каждый на своём. Котта говорил спокойно и уверенно, Сабин постоянно срывался на крик и стучал кулаком по столу. Часть центурионов уже склонялась на сторону Титурия, убеждённые скорее не его доводами, а гневом. Лишь Бальвенций, Луканий и Либений по-прежнему поддерживали Котту. Один раз легаты едва не схватились за грудки. Их едва успели растащить.
Сабин был на голову выше Котты. Он возвышался над ним, как гора над холмиком, и кричал, брызгая слюной. Маленькие юркие глазки, почти не заметные на широком лице, бегали по сторонам, нигде не задерживаясь и не останавливаясь. Но Сабин, каждый знал это, видел всё и вся, и стоило кому-то засомневаться, как глазки тут же становились ещё злее и начинали метать молнии.
-- Хорошо, - вдруг сказал Сабин и вздохнул. - Если мы останемся и сядем в осаду... Сколько ты говорил мы продержимся? Два месяца? А потом? Пробиться сквозь ряды галлов мы уже не сможем, потому что солдаты будут истощены осадой, постоянными штурмами, часть из них погибнет в бою, другая сляжет от ран и болезней. Цезарь на помощь к нам не придёт. Я полагаю, его вообще нет в Галлии, иначе эбуроны никогда бы не осмелились напасть на нас. А пока он узнает о восстании, пока пробьётся через всю страну, соберёт войска - пройдёт много времени. Много больше, чем мы можем продержаться! Если мы останемся - мы погибнем, и вся вина ляжет на тебя, Котта. Потому что ты - упрямый осёл, который не видит ничего, кроме собственного высокомерия! - Сабин обвёл собравшихся пронзительным взглядом. - Но если вы всё же послушаете меня, у нас появиться шанс выжить.
После этих слов трибуны и центурионы открыто поддержали Сабина, и Котта махнул рукой.
-- Пусть будет по-твоему. Только я предлагаю идти ни к Цицерону, а к Лабиену.
Сабин покачал головой.
-- Ну а Цицерон-то чем тебе не угодил?
Котта склонился над картой.
-- До лагеря Цицерона ближе, - согласился он. - Два дня быстрым ходом. Но с нашим обозом и по таким дорогам - все четыре. К тому же половину пути придётся идти по землям нервиев. А они обязательно нападут. А до Лабиена пусть дальше, но безопаснее. Ремы вряд ли поднялись, они слишком многим нам обязаны. Уйдём мы - и они останутся одни против всей Галлии.
Сабин и с этим не согласился.
-- Идём к Цицерону - и это не обсуждается. Чем быстрее мы с ним соединимся, тем лучше. Выступаем с рассветом. С собой берём только самое необходимое: продовольствие, оружие, минимум личных вещей. В охране обоза пойдёт когорта Бальвенция. Он у нас самый разговорчивый, вот пускай с мулами и разговаривает. От передового отряда не отставать. Дистанция между колоннами не более ста футов. Всё. Готовьтесь.
Расходились молча. Трибуны собрались вокруг Сабина, выслушать последние наставления, центурионы поспешили к когортам. Бальвенций хотел задержаться и поговорить с Коттой, но, наткнувшись на враждебный взгляд Титурия, решил не искушать судьбу.
4
Дорога от лагеря спускалась вниз, петляла между зарослями колючего кустарника и опять поднималась на холм. Дальше она сворачивала чуть влево, ровной полосой шла по гребню холма, ограниченная с обоих сторон крутыми спусками, и вновь уходила вниз. Примерно в двух милях от лагеря она вгрызалась в лес, но деревья почти сразу расступались, уступая место широкой котловине, и лишь через пять-шесть миль снова сходились, скрывая от человеческого глаза и саму дорогу, и горизонт. Непроходимые галльские чащи могли скрывать и ещё что-то, но думать об этом сейчас не хотелось.
С первыми проблесками рассвета преторские ворота распахнулись, и римляне ступили на дорогу. Небольшие конные отряды эбуронов, до того застывшие, словно каменные истуканы их божков и почти невидимые на фоне серого неба, рассыпались и разбежались в разные стороны. Часть из них направились к мерцающим вдали кострам галльских лагерей, другие встали вдоль дороги, отодвинувшись от неё на безопасное расстояние.
Римляне выходили не спеша. Сначала показались испанские всадники в белых колпаках и в накинутых на плечи тёплых войлочных пенулах. Следом вышли легионеры, не более трёх когорт, построенные обычной походной колонной по шесть человек в ряд. Лица солдат были хмурые и злые. Утопая в жидкой грязи по самые лодыжки, они сквозь зубы ругали командиров, вспоминая им и бессонную ночь, и оставляемые позади тёплые зимние квартиры, и мелкий нудный дождик, превративший дорогу в скользкое месиво.
Когда уже совсем рассвело из ворот пёстрой лентой начал выползать обоз. Всадники на холмах оживились и придвинулись ближе. Крепконогие мулы, груженные тяжёлыми тюками, осторожно ступали по набухшей от воды дороге, низко пригнув к земле грустные морды и болезненно реагируя на понукания погонщиков. Те, впрочем, не особо усердствовали, и вскоре между передовым отрядом и обозом образовался пробел. На спуске один из мулов вдруг поскользнулся, ноги его разъехались, и он рухнул по середь дороги, обрызгав грязью идущих рядом легионеров охраны. Придавленный неприподъёмными грузом мул никак не мог подняться; в больших печальных глазах отразился страх и он заревел, хрипло и протяжно. Погонщики бросились поднимать его.
-- Даже мулы спотыкаются, - сердито пробурчал Фабин. - Каково же нам на двух ногах...
-- А ты на четвереньки встань. Может легче станет, - посоветовали ему.
В другое время может быть шутка и пришлась к месту, но сейчас утомлённые бессонной ночью легионеры хранили молчание.
-- Чем только думали наши начальнички на совете. Это надо же догадаться, чтобы гнать легион по грязи на глазах у эбуронов, - произнёс осторожный голос.
-- Заткнись, Салиен. Ты здесь самый умный? Или давно палки не пробовал? - тотчас отозвался Бальвенций. - Не с твоими мозгами решать, куда идти, а куда нет.
Разговор прервался, но потом всё тот же голос тихо проворчал:
-- Хороший у нас центурион... когда ничего не слышит.
Салиен покосился на Тита Бальвенция, но тот лишь усмехнулся и промолчал.