Разговор наш с Алексеем Григорьевичем подошел к концу. Он предложил проводить меня. Стоял солнечный летний день, что не так уж часто бывает в Ленинграде. С Невского, где размещается Главленинградстрой, мы свернули к Адмиралтейству. В сквере играли дети — дети, никогда не знавшие войны.
Постепенно наш разговор снова перешел на годы войны, обоим нам было что вспомнить.
— Пожалуй, одно из самых ярких впечатлений моей жизни, — говорит Алексей Григорьевич, — встреча на Эльбе. Считаю, что военное счастье мне улыбнулось: я был участником такого долгожданного тогда события второй мировой войны — встречи, соединения двух союзных армий. Трудно передать тот энтузиазм, вдохновение, радость, гордость, которые пережили мы, советские воины, а также наши американские друзья, соратники. Именно друзьями были тогда все те американские солдаты и офицеры, с которыми мы обнимались на Эльбе вот в такой же светлый, радостный, солнечный, правда весенний, день. И приходится только сожалеть, что стараниями некоторых реакционных, да и, прямо скажем, недальновидных и неумных кругов США дружба наших двух народов сейчас подорвана.
Я очень хочу, чтобы эти дети, которым жить в XXI веке, испытали радость дружбы не только с американскими сверстниками, но и со всеми людьми нашей планеты.
От курсанта до генерала
Среди многих государственных наград и знаков отличия у генерала Соколова есть медаль «За оборону Ленинграда» и памятный знак «Ветерану морской пехоты». Они особенно дороги Николаю Николаевичу. В грозном сорок первом курсант Соколов воевал в сводной бригаде морской пехоты, которая участвовала в схватках с фашистскими оккупантами, строила укрепления на подступах к Ленинграду. Там начиналась его армейская биография.
В июне 1941 года Коля на «отлично» (тогда медалей не было) окончил 10 классов и в составе юношеской сборной баскетболистов Ленинграда готовился ехать в Одессу на всесоюзные соревнования. Но в жизнь ворвалось страшное слово — война!
В конце июня доброволец Соколов (восемнадцать ему исполнилось лишь через месяц) надел форму курсанта Высшего Ленинградского инженерно-технического училища Военно-морского флота. Вскоре училище выехало в лагеря под Вырицу — начались учебные будни: боевая подготовка, десятикилометровые марш-броски с полной выкладкой, высшая математика.
Фронт подошел совсем близко: часто стали слышны орудийные раскаты, а ночью передовая ясно определялась по зарницам артиллерийских залпов.
1 сентября училище вернулось в Ленинград. Тогда-то курсанта Соколова зачислили в бригаду морской пехоты, которая до декабря сорок первого держала оборону на берегу Финского залива. А с 8 сентября началась блокада, 900-дневная блокада Ленинграда. Самое страшное что осталось в памяти — голод. Есть хотелось всегда, а паек все уменьшался…
В один из декабрьских дней сорок первого, когда на город опустились сумерки, училище выстроили на набережной Невы. Было объявлено, что получен приказ эвакуировать в тыл курсантов ленинградских военных училищ. Быстро собрались и в тот же вечер покинули притихший, заснеженный город. До Ладоги шли только ночью: днем по всем движущимся целям фашисты стреляли. И вот Ладожское озеро, «Дорога жизни». До озера и потом путь лежал по пересеченной местности, можно было хоть на короткое время спрятаться от пронизывающего ветра за кустик, дерево, бугорок. А тут гладкая, как стол, поверхность, укрыться совершенно негде. Примерно через каждые сто метров стоят притушенные фонари «Летучая мышь», указывающие путь. Идти нужно очень внимательно: не все пробоины во льду от бомб и снарядов замерзли, некоторые затянулись лишь тонкой корочкой, которую в темноте можно принять за метровый лед. Ветер, снег, сильный мороз, а курсанты в шинелях, на ногах ботинки, идут и идут по льду сквозь пургу, прижимая к груди карабины. Озеро прошли за ночь, а это 48 километров. Такой марш под силу не каждому, курсанты же истощенные, голодные… На том берегу кого-то недосчитались.