Я хотел бы подчеркнуть, что Николай Николаевич — исключительно обаятельный человек. Мне кажется, у него и врагов-то, недругов не может быть. Он обладает редким умением расположить к себе любого собеседника, всех, с кем ему приходится общаться. И мои товарищи по хоккею очень ценят именно это его качество.
Мне случалось присутствовать (среди публики, конечно) на процессах, проходивших под председательством генерала Соколова. Он и за судейским столом остается человеком, а не становится „параграфом в мундире“. И, как это ни парадоксально звучит в данной ситуации, его приятно видеть в роли судьи! Уверен, суд с его участием может принять только правильное решение, ошибки не допустит».
На земле и в воздухе
Январский вечер. Аэродромные постройки постепенно растворяются в сумерках. Вдруг со стороны только что севшего за горизонт и еще подсвечивающего высокие облака солнца послышался нарастающий гул. На угасающем небе растет силуэт самолета. Пошел на посадку. Принят условный знак: свой. Приземлился Пе-2. Вырулил к штабу. Из кабины выпрыгнул летчик и бегом в аппаратную.
— Срочно соедините меня со штабом армии! Лучше всего, если с командующим.
— А может, тебе сразу Верховного?
— Без шуток! Нужно срочно доложить разведданные!
Смех в аппаратной стих. Через считанные секунды:
— Оперативный слушает!
— Докладывает летчик-наблюдатель Туз. Обнаружил движение эшелонов противника с танками, до двухсот коробочек. Все — в сторону Будапешта.
— Подождите у аппарата.
Вскоре в наушниках раздался властный голос:
— Генерал Судец слушает. Доложите подробно.
Лейтенант Туз доложил об эшелонах с танками, сообщил точные координаты.
— Не приснилось?
— Никак нет, товарищ командующий! Все сам видел и точно подсчитал. Не меньше двухсот.
— Не отходите.
И Туз услышал, как командующий воздушной армией генерал-полковник авиации Судец докладывает его сообщение командующему фронтом генералу армии Толбухину.
Это было в сорок пятом победном году, сорок лет назад. Я сижу в кабинете председателя Гагаринского районного народного суда. Хозяин кабинета — Василий Нестерович Туз — вспоминает:
— За ту разведку меня наградили боевым орденом Отечественной войны II степени. Шли упорные бои за Будапешт. Гитлеровцы в последний раз пытались повернуть вспять колесо истории. И хотя дни их уже были сочтены, смертельно раненный зверь мог чувствительно укусить. Доставленные мною данные, по-видимому, наряду с другими, позволили командованию своевременно принять необходимые меры. Наутро, когда я перелетал на свой аэродром, видел, как на бомбежку немецких эшелонов с танками шли наши самолеты.
…Отец Василия Нестеровича принимал активное участие в революционном движении на Украине. Сохранилось семейное предание, что Петлюра грозился лично рассчитаться с Нестором — «Червонным Тузом», настолько тот насолил «самостийникам». А когда в Черниговщину вступил со своей дивизией легендарный Щорс, партизанский отряд, в котором воевал Нестор Туз, влился в нее.
В тридцатые годы отец после окончания академии народного хозяйства руководил крупными заводами. В начале войны его назначили комиссаром госпиталя. Затем по состоянию здоровья из армии уволили. На «гражданке» стал первым председателем Каслинского горисполкома — статут города Касли получил в 1942 году. Но до Победы отец не дожил, умер за несколько дней до нее.
Я попросил Василия Нестеровича рассказать, как складывалась его военная судьба.
— До войны я работал токарем на заводе в Днепропетровске, — вспоминает Василий Нестерович. — А в сороковом меня призвали в армию. Сначала служил в пехоте около Белостока. Здесь довелось испытать на себе требования наркома Тимошенко «учить, как на войне»: длительные марш-броски с полной выкладкой, строжайшая дисциплина. Еще запомнились два дня в неделю, во время которых красноармейцев кормили только концентратами — тоже, как на войне. Должен сказать, что это была правильная школа! Кадровые красноармейцы, как нас называли уже во время войны, действительно прошли отличную подготовку.