Танкисты не спали уже двое суток, и после форсирования реки им был дан короткий отдых. Танки рассредоточились по опушке леса, вдоль которой шла проселочная дорога. Была уже глубокая ночь. Через два-три часа, на рассвете, колонна должна была снова пойти вперед. Но танкисты и не думали об отдыхе. На машинах, для маскировки прикрытых сверху брезентом, шла работа при свете фонаря. Тщательно осматривали каждый механизм, тут же устраняли неисправности.
У одной из машин работал механик-водитель Прохоров. Днем он был в трудном бою, получил ранение, и я посоветовал ему пойти отдыхать.
— Никак нельзя мне, товарищ гвардии полковник, — ответил Прохоров. — Надо крепления как следует подтянуть. И другая работа еще есть… С утра ведь опять в бой!
Это чувство высокой ответственности перед народом и Родиной руководило танкистами и тогда, когда они в самой трудной обстановке, в непрерывных боях находили время учиться, совершенствовать свое боевое мастерство.
…15 марта наша часть получила приказ перейти на правый фланг, выдвинуться к населенному пункту Романовка, что восточнее Тернополя, и прикрыть сосредоточивающуюся в этом районе группу наших войск.
Перед вечером, заняв указанный рубеж, мы увидели перед собой цепи перешедшего в наступление противника. Фашисты двигались по широкой долине. Нам хорошо были видны темные фигуры солдат. Пехоту поддерживали двенадцать танков. Мы открыли огонь. Снаряды ложились точно в цель, вражеская пехота скоро была вынуждена залечь. Михаил Акиншин, считавшийся у нас мастером меткого огня, с дистанции в полтора километра с первых выстрелов зажег вражеский танк. Скоро от акиншинских метких выстрелов вспыхнула вторая вражеская машина. Отлично вели огонь и другие экипажи.
Атака врага была отбита. Но этот бой явился только началом жестокого сражения, развернувшегося у Романовки. Ночью одному из вражеских полков, поддержанному большим количеством танков и самоходных орудий, под покровом темноты удалось выйти в наш тыл и ворваться в деревню. Бой закипел на улицах села. Скоро начали гореть дома, все вокруг осветилось заревом пожара. Наши танкисты стойко защищали занятые рубежи, наносили противнику большие потери. Когда нельзя было вести огонь из танков, они пускали в ход автоматы и гранаты.
Однако обстановка с каждой минутой становилась все более тяжелой. Противник, имевший большое численное превосходство, наседал со всех сторон. На одном участке создалось очень опасное положение. Нужно было во что бы то ни стало остановить прорвавшегося врага. Собрав весь имеющийся в моем распоряжении резерв — танк, самоходную установку и отделение автоматчиков, — я повел его в контратаку. Схватка была слишком неравной. Но танкисты сражались с такой яростью и отвагой, что им не только удалось остановить прорвавшегося врага, но и заставить его откатиться назад.
Фашисты бросили новые силы. Но на помощь нашей группе, сдерживавшей натиск врага, вовремя пришел старший лейтенант Пупков. Оценив обстановку, я оставил на своем участке танк Акиншина, а с остальными пятью машинами устремился туда, где решалась судьба боя.
Враг, несмотря на огромные потери, продолжал упорно рваться вперед. Бой достиг, казалось, предельного напряжения. Все село было охвачено огнем, орудийные выстрелы сливались в сплошной гром, повсюду громоздились исковерканные, охваченные огнем танки, автомашины. Наши танкисты сражались с невиданным упорством, бесстрашно врезались в гущу врага, сокрушая его огнем и броней. Наконец фашисты не выдержали, стали отступать. А в это время из засады, с тыла, ударила по врагу пятерка наших танков. Эту группу мы еще в начале боя выдвинули за село.
Сражение, длившееся всю ночь, закончилось днем. На поле боя дымились разбитые фашистские танки и орудия…
Мощным ударом советские войска прорвали вражескую оборону в районе города Скалат. Танковые части, устремившись в прорыв, вышли на оперативный простор.
К городу Каменец-Подольску, занятому противником, мы вышли с запада, с тыла. Надвигался вечер, стало быстро темнеть, А тут еще повалил снег и такой крупный, густой, что в нескольких шагах ничего не было видно. Это и помогало нам и в то же время сильно затрудняло движение колонны.
По донесениям разведки мы знали, что в Каменец-Подольске находятся крупные силы противника, танки, артиллерия. Успех мог быть достигнут только внезапным, стремительным, ошеломляющим ударом. Когда наша колонна приблизилась к городу и вышла на асфальтированное шоссе, на машинах были включены фары. Сделали это для того, чтобы ввести врага в заблуждение, обмануть его. Гитлеровцам и в голову не могло прийти, что наши танки станут подходить к занятому противником городу с зажженными фарами. Они приняли нашу колонну за свои войска, которые под ударами советских частей отходили к Каменец-Подольску.