Атрибутами отрицательного облика солдата были мягкость, «отсутствие порыва» [121], отсутствие «работоспособности» [122], «недостаточная сила воли и устойчивость в кризисной ситуации» [123]. О генерал-майоре Альбине Наке, командире 158-й резервной дивизии, в 1944 году говорилось: «Командир австрийского характера, который не располагает твердостью и решительностью, чтобы управлять дивизией в сложной обстановке» [124]. Отто Эльфельдта критиковали, потому что «он допускал у своих командиров слишком самостоятельные суждения» [125]. О генерал-майоре фон Пфульштайне его начальник писал так: «Пфульштайн — пессимист. Это обусловлено, по-видимому, его физическим состоянием. Он не в состоянии быть последовательным и твердым. У него отсутствует вера в национал-социалистическую идею. На этом основании он склонен прощать своим частям очевидные неудачи» [126]. Такая критика привела к немедленному смещению Пфулштайна с должности командира дивизии. Полковник Хельмут Рорбах тоже был снят в ноябре 1941 года с должности командира полка, потому что «врожденный пессимизм увеличивал соответствующие трудности настолько, что у него отсутствовал необходимый напор для их активного преодоления» [127]. Против полковника Вальтера Корфеса, командира 726-го гренадерского полка, даже проводилось расследование, действительно ли он с честью попал в британский плен 9 июня 1944 года, ведь его всегда считали «в принципе скептиком и критиканом» [128]. Таким образом, оценка личных дел офицеров Вермахта позволяет сделать вывод, что идеологически коннотированное национал-социализмом изменение милитаристской системы ценностей по своему действию было ограниченным. Интересно, что именно в качестве термина слово «фанатизм» возникает, по крайней мере, в личных делах офицеров сухопутных войск и в незначительной части оставшихся от уничтожения личных делах офицеров флота — нет. Но только при оценке офицеров СС он до сих пор может быть подтвержден документально. Так, 29 апреля 1943 года об оберштурмбаннфюрере СС Курте Майере говорилось, что «его огромные успехи […] единственно и только достигнуты благодаря его фанатичному боевому духу и осмотрительному руководству» [129]. Жертвенность и фанатизм, несомненно, являются индикаторами нарастающего идеологического проникновения в военную систему. Много раз заклинаемый нацистской пропагандой «политический солдат» был как раз не только более отважным и храбрым, но и прежде всего более фанатичным и готовым к жертвам бойцом. У офицеров, бывших убежденными национал- социалистами, эти четкие слова встречаются снова. Одним из самых видных является гросс-адмирал Карл Дёниц. Когда он 30 января 1943 года принял главное командование военно-морским флотом, он заявил, что намеревается командовать «с беспощадной решимостью, фанатичной преданностью и с самой твердой волей к победе» [130]. И той же самой преданности он требовал в своих бесчисленных приказах от своих солдат. В действительности в этом он был не одинок: во второй половине войны «фанатизм» проходит красной нитью по официальной переписке высшего командования. И тем не менее с удивлением можно отметить, что введенному с осени 1942 года оценочному критерию «национал-социалистическая позиция», очевидно, не придавалось большой значимости. В частях сухопутных войск, кажется, прямо-таки стало здравым смыслом не делать эту политическую категорию решающим критерием оценки. В соответствии с этим оценка «национал-социалист» или «стоит на платформе национал-социализма» подверглась обесцениванию, поэтому начальник управления кадров генерал-лейтенант Рудольф Шмундт жаловался в июне 1943 года, что с определениями обращаются очень схематично, поэтому «оценка на их основе едва ли может еще осуществляться» [131]. При взгляде на личные дела бросается в глаза, что и офицеры, в отношении которых имеются документальные доказательства, что они были противниками национал-социалистической системы, в аттестации указано наличие «национал-социалистической позиции» [132].