МАЙЕР: Тьфу, черт, такое с лошадьми… нет!
ПОЛЬ: Лошадей мне было жалко. Людей — ничуть. Но лошадей мне жалко до сих пор [156].
* — При таких характеристиках фамилии не могут быть раскрыты, и мы использовали псевдонимы. — Прим. авт.
Лейтенант Поль рассказывает о первых днях Польской кампании и о том, что его период привыкания к насилию, которое он теперь начал творить, длился только три дня. Уже на третий день возобладало удовольствие, что он как раз начал иллюстрировать «развлечением перед завтраком». Его собеседник, очевидно, слегка ошеломленный, надеется, что Поль, по крайней мере, атаковал только вражеских солдат, но его надежда не оправдалась. Поль стрелял и в «людей», то есть в гражданских, и единственное, к чему он так и не смог привыкнуть, это когда попадали в лошадей. Майер может с этим согласиться.
Поль рассказывает дальше, но теперь не об охоте на отдельных людей, а о бомбардировке города.
ПОЛЬ: Там меня так взбесило, где нас подбили! Пока второй мотор еще работал, подо мной вдруг появился польский город. И я еще сбросил на него бомбы. Я хотел сбросить все 32 бомбы на город. Они больше не шли, но четыре бомбы упали на город. Там внизу было все разбито. Тогда я был в таком бешенстве, можно себе представить, что значит сбросить 32 бомбы на открытый город. Для меня в тот момент это было совершенно неважно. Тогда бы у меня от 32 бомб 100 людских жизней точно было на совести.
МАЙЕР: Там внизу было оживленное движение?
ПОЛЬ: Очень. Я хотел сделать аварийный сброс на рыночную площадь, потому что она была полна. Мне это было совершенно неважно. Я хотел сбросить с дистанции 20 метров. Хотел накрыть 600 метров. Я бы очень обрадовался, если бы мне это посчастливилось [157].
Очевидно, Поль ведет речь о том, что до своего падения он хотел причинить как можно больше вреда, при этом он ясно подчеркивает, что придавал особое значение тому, чтобы убить как можно больше людей. Он полетел к рыночной площади, потому что «она была полна». Его явно огорчает, что он не достиг желаемого успеха. Майер задал следующий промежуточный существенный вопрос.
МАЙЕР: Как люди реагировали на то, когда их вот так обстреливали с самолета?
ПОЛЬ: Они становились как сумасшедшие. Большинство лежало всегда с руками вот так и изображало немецкий крест. Тра-та-та-та! Бум! И все лежат! По-скотски. […] Прямо вот так в морду, все получали по пуле и бежали как сумасшедшие, зигзагами, куда-нибудь. Так, три выстрела зажигательными, если они попадали в перекрестье, руки кверху, бац, и они лежат лицом вниз, потом я стрелял дальше.
МАЙЕР: А что, если кто-то сразу ложился? Что тогда?
ПОЛЬ: Тогда в него тоже попадали. Мы атаковали с десяти метров. И если они тогда бежали, идиоты, тогда передо мной дольше была прекрасная цель. Но мне тогда нужно было только останавливать мой пулемет. Иногда точно, я был убежден, что один получил 22 пули. А потом, как-то раз я спугнул 50 солдат, и сказал: «Огонь, ребятки, огонь!» А потом по ним туда-сюда из пулемета. Кроме того, прежде чем нас сбили, у меня была потребность застрелить человека собственными руками [158].
Разговор характеризуется тем, что у одного из двоих имеется ярко выраженная потребность рассказывать, в то время как другой сначала пытается определить, с кем он имеет дело. Майер, о котором мы не знаем, как часто он уже разговаривал с Полем и насколько он его близко знает, кажется теперь немного потрясен высказанной своим сокамерником потребностью прямо вот так застрелить человека. Он прокомментировал:
МАЙЕР: От таких операций ужасно ожесточаются.
ПОЛЬ: Я сказал: да, в первый день мне все казалось ужасным. Тогда я сказал: «Дерьмо, стреляй, приказ есть приказ!» На второй и третий день я гово-рил: «Мне все равно!» А на четвертый я испытал от этого радость. Но, как я говорил, лошади, они кричали. Думаю, что они кричали так, что самолета не было слышно. Там лежала одна лошадь с оторванными задними ногами [159].
Следует разрыв в записи, потом она продолжается там, где Поль рассказывает о преимуществах самолета, вооруженного пулеметом. Поскольку он был под-вижно закреплен, то можно было не ждать, когда потенциальная жертва по-явится в прицеле, а выбирать ее самому:
ПОЛЬ: Такой самолет с пулеметами очень хорош. Потому что если где-то установлен пулемет, то нужно ждать, пока подойдут люди.
МАЙЕР: А они с земли не защищались? Они не стреляли из пулеметов?
ПОЛЬ: Одного они сбили. Из винтовок. Целая рота стреляла по приказу. Это был тот Do-17. Он приземлился. Немцы солдат с пулеметами держали всегда на прицеле и поджигали машины. У меня иногда бывало 128 бомб-десяток. Их мы бросали прямо в народ и в солдат. И к тому же зажигательные бомбы [160].