Высокий черный мужчина шагнул в пятно света, отбрасываемое лампой Баладитая.
– Узнал сегодня что-нибудь интересное, старина?
На лампы копииста уходит много масла. Но никто его этим не попрекает.
Старик не отвечает. Он почти глух и пользуется своей ущербностью на всю катушку. Даже Нож больше не настаивает, чтобы он ходил в наряды по лагерю наравне со всеми.
Нож повторяет вопрос, однако нос старика остается почти прижатым к странице, на которой он пишет. Пишет он быстро, четким почерком. Нож не понимает букв сложного церковного алфавита, кроме нескольких значков, которые являются общими с лишь слегка более простым светским алфавитом. Нож задирает голову, смотрит в глаза голема размером с яйца птицы рок. Слово «злобные» подходит к ним прекрасно. Даже наивному старому Баладитаю и в голову не приходило предложить, что демона следовало бы освободить от неподвижности, которую гарантируют кинжалы, пригвождающие его конечности к трону. Демон тоже никого не просил освобождать его. Он терпел тысячи лет. И терпение у него каменное.
Нож пробует зайти с другой стороны.
– Из Вороньего Гнезда прибыл посыльный. – Нож предпочитает называть базу Отряда местным именем. Оно звучит гораздо драматичнее Форпоста или Плацдарма, а Нож человек драматичный и любит драматичные жесты. – Капитан сообщила, что ожидает вскоре получить знания насчет врат. На переговорах в Хань-Фи что-то должно измениться. И она требует от меня поднять побольше сокровищ. А от тебя – чтобы ты заканчивал исследования. Мы скоро выступаем.
– Знаешь, он легко впадает в скуку, – бурчит копиист.
– Что? – Нож удивляется, потом сердится. Старик не расслышал ни слова.
– Наш хозяин… – Старик не отрывает глаз от страницы, иначе их придется долго настраивать заново. – Ему все быстро наскучивает. – Планы Отряда Баладитая не волнуют. Баладитай в раю.
– А я думал, что мы станем переменой, которая его отвлечет.
– Смертные отвлекали его до нас тысячи раз. Он все еще здесь. А тех людей уже нет, кроме тех, кого запомнили камни. – Сама равнина, будучи старее и неизмеримо медленнее Шевитьи, может иметь собственный разум. Камень помнит. И камень рыдает. – Даже их империи давно позабыты. И насколько велик шанс, что на сей раз будет иначе?
Голос Баладитая звучит опустошенно. Но логично, думает Нож, учитывая тот факт, что он постоянно заглядывает в бездонную пропасть времени, воплощенную в демоне. Вот и говори о тщеславии и попытках догнать ветер…
– И все же он помогает нам. Более или менее.
– Только потому, что верит, что мы последние однодневки, которых он увидит. Если не считать Детей Ночи, когда они разбудят свою Темную Мать, то он убежден, что мы – его последний шанс на избавление.
– И чтобы получить его помощь, нам нужно лишь прихлопнуть гнусную богиню, а потом дать ему спокойно помереть. – Взгляд демона словно пронзал его насквозь. – Совсем пустяк. Как говорил Гоблин, все равно, что два пальца обоссать. – Нож поднял пальцы к бровям, отдавая честь демону, чьи глаза теперь словно затлели раскаленными угольками.
– Богоубийство. Работа как раз для тебя.
Нож не понял, то ли это произнес Баладитай, то ли мысль демона проникла в его голову. Ему не понравилось то, что эта мысль подразумевала. Уж слишком она напоминала логику Дремы, из-за которой он лишился халявной работенки в Хань-Фи и возглавил операцию на равнине, сменив банкеты и мягкие матрацы на скудный паек и ложе из холодного молчаливого камня, которое он делил лишь с тоскливыми клочковатыми снами, безумным ученым, шайкой воров и чокнутым демоном размером с дом и по возрасту лишь вдвое младше вселенной.
Всю взрослую жизнь Ножом двигала ненависть к религии. И особое отвращение он испытывал к ее распространителям. Но, учитывая его нынешнее местонахождение и род занятий, ему приходилось держать свое мнение при себе.
Нож мог поклясться, что на мгновение по губам демона скользнула улыбка.
Нож решил промолчать.
Он вообще отличался немногословием, полагая, что от болтовни толку не бывает. И верил, что толем подслушивает его мысли. Если только смертные-однодневки не наскучили ему настолько, что он перестал обращать на них внимание.
Снова намек на удивление. Нож ошибается в предположениях. Шевитью интересует каждый шаг любого из членов Отряда. Шевитья помазал их на роль дарителей его смерти.
– Тебе нужно что-нибудь? – спрашивает Нож старика, касаясь ладонью его плеча. – Пока я не ушел вниз. – Он намеренно идет на контакт, но Баладитая прикосновения не волнуют, что ласковые, что грубые.
Баладитай перекладывает перо в левую руку, сжимает на правой пальцы.
– Пожалуй, мне нужно чего-нибудь поесть. Даже не помню, когда в последний раз подбрасывал дрова в костер.
– Я велю принести тебе что-нибудь. Это «что-нибудь» наверняка окажется рисом со специями и големской манной. Если Нож о чем и сожалел в жизни, как это о том, что провел немалую ее часть в мире, где большинство населения включает в комплект с религией и вегетарианскую диету, а те, кто этого не делает, обходятся рыбой и курятиной. Нож готов вцепиться зубами в любой из концов поджаренной на вертеле свиньи и не останавливаться, пока не дойдет до другого конца.
Команда Ножа – воры, они же следопыты Отряда – состоит из двадцати шести самых смышленых и надежных юношей из числа Детей Смерти. А им необходимо быть умными и пользоваться доверием, потому что Дрема желает набрать побольше сокровищ из пещер под равниной и потому что им следует четко понимать, что сама равнина не простит им ошибок, если они их сдуру совершат. Шевитья оделил их своей благосклонностью. Шевитья все видит и все знает внутри своей ограниченной вратами вселенной. Шевитья – душа равнины. Никто не может войти на нее или покинуть ее без его разрешения или как минимум его безразличия. И даже если случится маловероятное и Шевитья останется безразличен к краже, вору будет некуда бежать, кроме как к вратам, ведущим в Страну Неизвестных Теней. Сейчас это единственные врата, находящиеся под контролем и нормально работающие. И единственные, которые не убьют вора наверняка.
Прогулка по большому кругу вокруг грубого трона демона отнимет немало времени. Сам же пол далеко не грубый. Это точная копия равнины в масштабе один к восьмидесяти – за исключением столпов памяти, которые были добавлены гораздо позднее людьми, утратившими даже мифологические воспоминания о создателях равнины. Сотни человеко-часов ушли на уборку с поверхности круга накопившейся грязи и пыли, чтобы Шевитья мог четко видеть каждую деталь своего царства. Трон Шевитьи установлен на приподнятом диске, чей диаметр также составляет одну восьмидесятую от диаметра большого круга.
Десятилетия назад неумелые действия Душелова вызвали землетрясение, повредившее крепость и расколовшее пол глубокой трещиной. За пределами равнины катастрофа уничтожила города и погубила тысячи людей. Теперь единственным напоминанием о том, что в полу когда-то был провал глубиной в тысячи футов и шириной в десяток ярдов, осталась красная полоса, змеящаяся возле трона. Она ежедневно сужается. Как и Шевитья, механизм, управляющий равниной, способен к саморемонту.
Огромная круглая модель равнины приподнята примерно на половину ярда над полом, переходящим в саму равнину.
Нож спрыгнул с края диска и подошел к отверстию в полу, где начиналась ведущая вниз лестница.
Ступени ее спускались на многие мили, проходя через естественные и искусственные пещеры. В самом низу лежала спящая богиня Кина, терпеливо дожидаясь наступления Года Черепов и начала цикла Хади – уничтожения мира. Раненая богиня Кина…