Капитан перебивал его:
— Это неинтересно. Как на морях?
Викмонд отвечал с напускным равнодушием:
— Продолжают топить коммерческие корабли.
— Кто?
— Морские пираты, именующие себя немцами.
Капитан Кент вскакивал с кресла и, багровея, начинал кричать:
— Разбойники! Для них не существует международного права! И откуда у них столько подводных лодок?
— Техника высоко поставлена, сеньор капитан.
Капитан выхватывал из рук радиста радиожурнал и, словно в нем заключалось главное зло, с досадой бросал на стол.
— Чтобы им провалиться с этой техникой! Где же тут совесть?..
— Совесть они на колбасе проели, сеньор капитан.
— Идите. Со стюардом верну журнал.
Викмонд поднимался в радиорубку, довольный своей игрой.
— Где, в каком месте находится у тебя совесть, кривоногий черт? — шептал он, ядовито ухмыляясь. — Хотел бы я знать, за какую награду согласился ты доставить контрабандный груз во Францию.
После обеда, сгорая от нетерпения, он два раза бросал в пространство позывные, зашифрованные в цифры, но ответа не получил. Сначала это обескуражило его. Не дальше, как вчера он слышал вопли итальянского и французского судов, взывавших о помощи. Подумав, он пришел к успокоительному выводу: если субмарина в этих местах, то днем она, конечно, скрывается. Нет ничего удивительного, если она не может услышать его. Значит, нужно использовать для своей цели ночь. Но когда наступила темнота, явилось другое затруднение: прежде чем приступить к делу, требовалось предварительно узнать, в каком месте океана находится «Орион». Для этого ему пришлось бы подняться на мостик, некоторое время покалякать с вахтенным офицером, а потом уже войти в рубку и посмотреть на карту. На вахте как раз стоял третий штурман. С этим молокососом он недавно разругался, и тот при встречах подозрительно косится на него. Придется ждать до следующей смены.
Время тянулось медленно.
Викмонд обрадовался, когда вошел к нему матрос.
— А, сеньор Лутатини. Вот хорошо, что заглянули ко мне. Садитесь!
Викмонд любезно подставил ему табуретку.
— Ну, как самочувствие? Привыкаете к нашей морской обстановке?
Лутатини был мрачен.
— Раб тоже привыкает к своему положению.
— Это верно. Но вид у вас удовлетворительный. Вы поздоровели, окрепли физически.
Лутатини словно прорвало:
— Откровенно говоря, я был бы доволен, что попал в такую историю, если бы не угрожала опасность погибнуть, исчезнуть бесследно. Мой внутренний мир неизмеримо обогатился. До корабля я находился над поверхностью жизни, как бы витал в розовых облаках. Казалось, что на земле все в порядке, все прекрасно. Правда, резала глаза бедность людей, их преступления… Я был призван дать облегчение своей пастве, отвратить ее от зла. Я даже мирился с войной и выдумывал для нее какие-то оправдания. А теперь, когда я спустился в низины жизни, когда на себе испытал страшный физический труд, издевательства и унижение, когда глубже заглянул в человеческое сердце, — все в мире перевернулось. Сколько же несуразной наивности во мне было! С тех пор как пришлось оставить берега Ла-Платы, я много передумал. У меня явилось какое-то чувство мести к самому себе, к своему прошлому. Я, как жестокий садист, растерзал свою собственную душу…
Голос Лутатини задрожал, лицо болезненно передернулось.
— Впрочем, не будем говорить об этом. Меня беспокоит мысль о подводных лодках…
Викмонд, глядя на него холодными серыми глазами, улыбнулся и тихо промолвил:
— Да, кораблям много приходится терпеть бедствий от субмарин. Но нам нет основания бояться их: «Орион» защищен нейтральным флагом.
Лутатини даже вскричал, выбросив вперед руки:
— А трюмы полны контрабандного груза! Об этом говорят все матросы. И я, католический священник, принимаю участие в этом преступлении.
Оба некоторое время молчали.
— Все бы ничего, сеньор Лутатини, но одно обстоятельство меня волнует. Вам, вероятно, известно, что у нас, в Аргентине, всюду шныряют немецкие шпионы. Возможно, что они пронюхали, чем нагружен наш пароход и куда он держит курс. Их прямая обязанность сообщить об этом куда следует. Если немецкие субмарины получат о нас такие сведения, то, конечно, от них нечего ждать пощады.
Лутатини беспокойно заерзал на табуретке.
— Я так и знал! Вы сами не уверены, что мы благополучно достигнем суши. А Буэнос-Айрес, как я слышал, действительно кишит шпионами, не только немецкими, но и французскими, английскими, итальянскими. И что этим негодяям нужно от нейтральной страны?