— Да я писал, — сказал Пашка.
— Ну и что?
— Молчат.
— Может, не верят. Что ж, их можно понять. Нужны не слова — расчеты. Знаешь, что нужно сделать? Вот вернется Аня, и на моторке съездим вверх. Снимем данные, обработаем и пошлем в метеослужбу. Расчеты покажут необходимость или перенесения нашей точки выше, или создания там новой. Надо обязательно осмотреть верховье. Вот Аню дождемся, — сказал Сергей.
Немного обсушившись, Сергей вышел на берег. Стремительная мощь реки, ее слепая ярость подавляла. Он представил, как она сейчас несется по тайге, выворачивая с корнями деревья, громоздя завал за завалом, и где-нибудь заливает людей… Та, брошенная деревенька у озера, наверно, уже плавает, и озера больше нет. Ее теплую чистую воду захватило это чудовище, перемешало с мусором и илом — унесло. Вот и покупались. Кончился сезон… А скоро Аня приедет.
На душе стало грустно. Сергей прошелся берегом и присел на перевернутую кверху дном лодку. «Грустно, — сказал он себе, — но замечательно, что мы с Пашкой упредили наводнение. Вовремя, вот что главное, вовремя передали оповещение и свели к минимуму удар реки. Хорошо, что под вечер заметили, и ночью она никого не застала врасплох. Нет, ты сегодня не стихийное бедствие, а только игра природы, и даже не игра, а игрушка, правда злая. Ну что ж, поиграй, раз пришла охота. Теперь ты только это и можешь. На большее тебе рассчитывать нечего». Сергей уже почти снисходительно смотрел на реку и улыбался. «Жалко, что Аня не может увидеть тебя, такую. Вот бы когда она по-настоящему поняла, кто мы в жизни и что значим в ней».
Через три дня река вернулась в свое привычное ложе, и только заиленные деревья, прибитая к земле трава напоминали о недавнем наводнении. Сергей накопал червей и пошел за тайменем. Завтра должна была прилететь Аня.
Он спустился вниз по течению в поисках хорошей заводи, где, как ему советовал Пашка, можно запросто вытащить тайменя. Над рекой стелился легкий туман. Стиснутая снова поднявшимися над ней берегами, она лениво обсасывала слабо шевелящиеся корни подмытых ясеней, кленов и вдруг как бы вздрагивала. Это с отсыревших ветвей падали на ее поверхность капли ночной росы. Лозовые ветки, перегнувшись, тягуче пили мутноватую воду, иногда вздрагивая от цепляющихся хворостинок, далеко по воде рассыпая рябь. Река, наработавшись за последние дни, казалась усталой.
Сергей вышел на излучину реки. Здесь она тяжело поворачивала влево, огибая обомшелую каменную гряду, бугрясь и вспыхивая на гудящих, как колокола, валунах. Увязая в хрустящей, словно битый лед, гальке, он подошел к самой воде и вытащил из рюкзака закидушку. Леса была старая, пожелтевшая, но без узлов и насечек. Он не заметил, куда ушло грузило, но по направлению лесы, косо чиркнувшей по воде у валунов, понял, что бросок удачный. Первый бросок самый важный. Он еще в городе, на морских рыбалках заметил: если все началось с перекидывания спутавшейся лесы, хоть золотую рыбку в наживу дай, — удачи не будет.
«Ну, ловись рыбка большая и маленькая. Нет, ловись самая большая, какая только есть в реке. Тебе нечего рыскать в поисках корма, лучше моего ты все равно ничего не найдешь. — Леска провисла, и Сергей немного потянул ее на себя, чувствуя движение грузила по дну. — Вода еще мутновата после наводнения, и чтобы выскочить на приманку, у тебя должно быть хорошим зрение, обоняние, осязание… Мне сегодня пустому возвращаться нельзя».
Из-за густо-синих вершин, уже запятнанных подсыхающей кроной кленов и ясеней, поднималось солнце. Тусклое, взятое дымкой небо постепенно светлело, согреваемое им, и вот оно уже зажглось, далеко на запал разнося белые языки огня. Река вспыхнула и засверкала, рассыпав на мелководье тысячи острых как стекло бликов, дрожащих и бьющихся на гальке. Спину сразу же припекло, как будто он прислонился к горячей печке, и Сергей осторожно, чтобы не потревожить лесу, снял штормовку, с трудом освободив пуговицы из отсыревших, ставших твердыми нетель. Поясницу от долгого и напряженного сидения свело, и он с наслаждением лег на прохладные голыши, закрыл глаза. Вспомнилась последняя встреча с Аней, когда они еще учились в техникуме… Огромная зеленая равнина, залитая полуденным, нестерпимо горячим солнцем, где каждая травинка словно сверкающая стрела, нацеленная в солнце и твои глаза, опухшие и слезящиеся после бессонной ночи, проведенной в кузове грузовика. Сухие и звонкие крылья стрекоз и кузнечиков и безумный сладострастный треск цикад в шипящей под ногой траве, от которого уши время от времени закладывает, как будто ты погрузился на критическую для твоих барабанных перепонок глубину. Хочется тряхнуть головой, чтобы выплеснулся этот шум, стягивающий, забивающий шум в душе.