Он почувствовал, как жаркой злостью полоснуло лицо. «Аня», — вырвалось у него.
— Аня, — уже придушенно повторил он, — ну о чем ты говоришь!?
Она заплакала, а он закурил и стал смотреть на реку. Душа плакала злыми, холодными слезами, тоскливо бормотала ему что-то, и чем сильнее он прислушивался к ней, тем становилось тоскливей.
— Вот так всегда, — вдруг донеслось до него. — Я во всем виновата! Я и эгоистка, я и мещанка. А зачем женился на такой? Зачем, я тебя спрашиваю!
Сергей пошел прочь по берегу. Песок и галька громко хрустели под ногами. Это помогло ему больше ничего не слышать.
Вечером они помирились, а на следующее утро прилетел вертолет. Он неожиданно выскочил из тумана и, сбивая на воду песок с отмели, сел. Лязгнули дверцы, и на землю спрыгнул мальчишка.
— Витька! — закричал Пашка, наблюдавший за вертолетом из окна.
— Папуля-я-я! — неслось с поляны. — Папуля-я-я! — Река подхватила Витькин крик, и эхом отозвалась тайга.
На полдороге Витька споткнулся, упал, но тотчас вскочил, увидев выбежавшего из избушки Пашку. Он с разгона прыгнул Пашке на грудь, и тот от удара чуть не упал. Когда Витька после поцелуев перешел к его бороде, хватая ее обеими руками, он увидел под вертолетом с белым узлом в руке Нюрку.
— Мамка! — закричал Витька, выпрыгивая из Пашкиных рук. — Мамка! — И не понятно было — не то он звал ее, не то, захлебнувшись радостью, кричал в Пашкино растерянное лицо другое дорогое слово.
Пашка зашагал к вертолету, глядя на Нюрку, как торопливо она прячет выбившиеся из-под платка волосы, как вздрагивает в напряженной улыбке ее лицо.
Он опустил Витьку на землю, взял ее за руку.
— Вот, Паша, — сказала она, — вот… Что ж ты? Пол-отпуска прождали тебя. Витя говорит, поехали мы к папке.
Она замолчала, глубоко вздохнув и опустив глаза. И тут Пашка заметил, что у нее очень красивые и длинные ресницы, от которых в пол-лица дрожит тень.
— Тут вот какие дела, Нюра, — начал Пашка, но в это время заметил, как бегут к вертолету с рюкзаками и чемоданами Сергей и Аня. — Да, дела, — повторил он, хмурясь.
Пробегая мимо Пашки, Сергей закрылся от него рюкзаком. Но Пашка уже и не смотрел на него. Он нагнулся к Нюркиному узлу и сказал:
— Однако потрясло вас. Ишь узелок, чуть не развалился.
Он крепко затянул узелок и бросил его за спину.
— Пошли в дом, чего тут стоять?
Вертолет летел над рекой. Сначала она блестела под солнцем, так что на нее было больно смотреть, а потом вдруг потемнело, в иллюминатор брызнуло, начался дождь. Сейчас там, внизу, она напомнила Сергею шоссе, городскую улицу в сильный, порывистый дождь, который раздевает, от которого захлебываешься, тонешь и даже рад этому, как рад окунуться в море в первый раз в новое лето. Дождь скрыл дома, разогнал прохожих и несется по просторной дороге куда-то вниз, к морю, подбирая уличный мусор.
Теперь ему останется плавать по реке, что бежит между высотными домами. Берега мощны и высоки, и наводнений не бывает. Но все равно он будет ее мерить, исчислять, брать пробы. Возможность окунуться в этой реке может представиться только в сильный дождь, если, конечно, его отпустит жена. Она меня не сможет не отпустить. Потеряла меня здесь, на настоящей реке, и теперь не найти. Ей не найти, да она и не захочет. Это же так страшно — снова возвращаться туда, где она все потеряла. А я ей помогать не хочу. А такая красивая, чистая… Она сможет все, что захочет, только бы жить на реке своего детства — на городской улице. Эта река научила ее жить по своим законам, и она от них не отступит. Эта река питает ее. Теперь я знаю и жену. Я не буду с тобой жить на твоей реке.
Сергей снял маячившую перед глазами сумку и подложил ее под голову Ани, а сам отодвинулся.
Да, сказал он себе, глядя на спящую жену, я не хочу, чтобы ты жила с подлецом. Хочешь ты этого или нет, но мне придется вернуться, чтобы найти на реке то, что я потерял. А то, что ты потеряла, я искать не буду. Может, и искать-то там нечего.
Он повернулся к иллюминатору и увидел, что дождь кончился. Солнце снова бежит по реке, все ниже и ниже опускаясь и становясь все светлее в той стороне, откуда текла река.
Там, где Ботчи…
(Рассказ)
В ночь на вербное воскресенье налетел на город тайфун. Первым делом сорвало с флагштока офицерского дома российский флаг, по тесине разметало крышу только что срубленной избы первого владивостокского городского головы Федора Семенова, а деревянный, наспех справленный причальчик сорвало и долго кружило по бухте вместе с привязанными к нему шлюпками для берегового разъезда. Ветер, подчистив редкое городское строение, перемахнул через Орлиную сопку и ударил в темную стену леса, еще плотного, оттого что не дотянулись до него топоры.