Вот и все разности и несуразности.
В остальном они как нитка с иголкой.
Правда, не совсем ясно, кто из них кто. Всегда выходит по-разному.
Кое в чём Артур ей сто очков вперёд может фору дать.
Но ведь это, в принципе, совсем неважно, чтобы как следует научиться целоваться.
Скамейка оказалась свободной. В радиусе ста метров никого не было, он проверил.
Костёр разгорелся быстро.
Найти повод для того, чтобы обняться и сесть, никак не находилось.
Разговаривали стоя. Он даже за руки её взять стеснялся.
Это стало для Артура непреодолимым препятствием и поводом для того, чтобы основательно расстроиться.
Нетерпение и неопределенность хотелось хоть чем-нибудь замаскировать.
Артур начал ломать сухие ветки с ближайшего дерева и непонятно зачем кидать в заросли орешника.
– Артурчик, ты не помнишь, зачем мы сюда шли?
– На брёвнышке посидеть.
– А ты чем занимаешься? Приглашай девушку присесть. Всему тебя учить нужно. У меня, между прочим, губы чешутся.
Обрадованный юноша схватил Инну за руки, закружил.
Настроение моментально выскочило за пределы радости и сомнений, зарядив уверенностью.
Она такая же, как была всегда. Ничего не изменилось.
Позитивные мысли и чувства заставили взглянуть на ход свидания с иного ракурса, что уже было здорово.
Разве раньше он замечал, что у неё бездонные серые глаза, пушистые ресницы, малюсенькие почти прозрачные ушки, бархатная кожа, губы-ягодки?
Да в голову бы не пришло все эти драгоценности разглядывать.
Артур аккуратно, словно боясь переломить, обнял девушку за талию, прижался к ней всем корпусом, вдохнул незнакомый пряный запах, от которого стало немножко дурно, словно изо всех сил задерживаешь дыхание, пытаясь не растерять ни одной молекулы этого очарования.
Юноша почти не чувствовал тела подруги, потому, что дрожал, словно продрог от ветреного холода.
Нос парня вбирал кожей прохладу раскрасневшегося от прикосновения его губ маленького уха, вибрации чего-то таинственно влекущего: восхищающего, завораживающего, пьянящего.
Странно и прекрасно.
Он и раньше дотрагивался до Инны, но ничего подобного сегодняшним ощущениям просто не было.
Такое сладострастное блаженство почувствовал впервые.
Артур был сам не свой.
Он обнимал Инночку так нежно, как обычно держат в руке изумительной красоты бабочку, боясь нечаянно стряхнуть с её крылышек невесомую узорчатую пыльцу.
Инна дышала тяжело, прерывисто, содрогалась временами, но прижималась к нему всё сильнее, словно пыталась раствориться в его объятиях.
Целоваться они начали стоя.
Сначала просто дотрагивались губами.
Проводили ими по лицу, испытывая наслаждение от покалывания и вибраций, чуть дыша, слегка раскрывая рот, чтобы чувствовать самые нежные прикосновения.
Впрочем, впечатлений и без того было в избытке.
Прошло не так много времени, как Инна начала жаловаться, что целоваться стало больно.
Ребята посмотрели на свои разгорячённые лица с опухшими, оттопыренными, яркими от прилившей к ним крови губами и засмеялись. Такого они ещё не видели.
Позднее ребята научились многому, чего не знали, но развлечения и ласки их всё равно не выходили за пределы целомудренных отношений.
Разве что Артур иногда позволял себе насладиться прикосновением к её обнажённой груди губами и пальцами, да и то в полной темноте, чтобы не очень сильно смущаться.
Их помыслы пока были чисты и невинны, совсем по-детски.
Конечно, в глубине сознания, на вершине эмоциональных порывов иной раз всплывали откровенные желания, но за неимением соответствующего опыта они оставались наивными примитивными картинками, годными лишь для того, чтобы немного развлечься.
Правда, родители Инны переживали, смотрели на Артура с опаской, настороженно.
Мама вызывала дочку на откровенные разговоры: опосредованно, не совсем серьёзно выдумывала несуразные сравнения и образы, рассказала о половых различиях и проблемах отношений между мальчиками и девочками, пыталась донести то, что Инна давно знала. Чуть не ежедневно требовала отчёта о прогулках, разговорах, действиях.
Их диалоги больше походили на допрос, чем на общение мамы с дочкой.
Инна выкручивалась, врала, чего за ней прежде не водилось, и обо всём рассказывала Артуру.
Несмотря на противодействие родителей, их любовь развивалась и крепла.