Вера отклоняется - и на минуту в ее глазах появляется такой ужас, что я снова чувствую, как ненависть разъедает меня изнутри. Все это время я же, блядь, ни хрена не замечал, хотя все видел: и как она прячет лицо, когда Олег делает какие-то замечания, и как натянуто улыбается, и как старательно хочет казаться счастливой.
— Мне пришлось согласиться, Планетка. Никто бы просто так не дал твои данные.
— Я… - она запинается. - Да, конечно, ты все правильно сделал.
В двух словах пересказываю, как начал искать ее следы, как пару раз крепко обломался, потому что она оформилась не на фамилию Олега и даже не на свою девичью, а взяла фамилию матери, потому что в европейской практике такой допускается, особенно если лечишься в частной клинике и имеешь оправдание в виде «медийности». Ей, конечно, как молодой балерине, которую, несмотря ни на что, итальянская пресса все равно похвалила в своих обзорах, пошли на встречу.
В конце концов, когда я напал на ее след, прошло уже порядочно времени, чтобы мои постоянные отказы Олегу немного снизили градус его одержимости найти Веру во чтобы то ни стало в максимально короткий срок. Он начал реже звонить, меньше и не с таким запалом интересоваться поисками - и я даже несколько раз заметил на экране его телефона абонента с именем «Светлана». Очень странно и нетипично для него - давать каким-то левым бабам свой основной номер. Значит, либо это была какая-то важная деловая «Светлана», либо совсем не левая баба.
И если бы на месте Олега был любой другой мужик, я бы выдохнул и честно во всем признался. Дело кончилось бы грязным мордобоем, разборками, матами и раздельными песочницами. Как оно обычно и бывает в жизни. Но Олег никогда и никому ничего не отдавал добровольно. Мог просто выбрасывать то, что ему уже неинтересно, но игрушки, которыми сам не успел наиграться, у него можно выдрать только зубами. С кровью.
Я могу сколько угодно бахвалиться, что просто приставлю ствол к его башке - и он будет вынужден дать Вере развод, и, скорее всего, он действительно пообещает это сделать. А потом, как только окажется в безопасности, нанесет удар в спину. От которого - нужно быть реалистом - мы можем и не оправиться.
Нельзя недооценивать противника, даже если он выходит с палкой против гранатомета.
— И какой у нас план? - решительно спрашивает Планетка, смешно шмыгая носом. Наверное, даже если я скажу, что нам придется всю жизнь скитаться по свету, она улыбнется и спросит, когда начинать. - Я только…
— Так, малыш, для начала задача номер один - ты должна поправиться.
— Я больше никогда не смогу танцевать, - перебивает она, как будто только теперь вспомнив, что сделала недостаточно для того, чтобы раскрыть мне глаза на ее «печальное положение». - Я буду хромать и ходить с палкой, как калека.
— Я должен испугаться и сбежать? - позволяю себе легкую иронию, потому что, если честно, хочется громко материться в ответ на это детское раздувание щек.
— Просто понимать, что я теперь такое.
Я в который раз запрещаю себе набрасываться на нее с поцелуями и вместо этого легонько щелкаю Планетку по носу.
— Венера, ты забыла, что я вообще тупой салдафон, и глупо ждать от меня глубоких размышлений о совершенно обычных вещах. Так что хватить пороть чушь. Я не предлагаю, я - приказываю. Ты - слушаешься врачей, а я делаю все остальное.
Она смущенно краснеет и безропотно соглашается.
Что ж, первый пункт плана можно успешно вычеркивать.
Глава шестая: Юпитер
Глава шестая: Юпитер
Я сижу в большом светлом холе детского медицинского центра и впервые без интереса разглядываю снующих туда-сюда медсестер. Здесь они одеты по форме - в белоснежных халатах, шапочках и как будто даже накрахмаленных носках.
Рыжая, с явным перебором филеров в губах, совершает дефиле уже третий раз подряд, но на этот раз все-таки сворачивает в мою сторону и становится прямо напротив загораживая мне осмотр своих возможных конкуренток.
— Может, вам сделать кофе? - предлагает она, но по звуку это больше похоже на пожелание выебать ее в ближайшей смотровой.
— Вам не идет этот цвет, - говорю совсем о другом, а когда рыжая начинает оторопело проводить рукой по халату, тычу пальцем в область ее лица: - Я имел ввиду цвет помады. Слишком много красного. Похоже на призыв избавить вас от скучного самоудовлетворения.
Она густо краснеет и исчезает быстрее, чем я успеваю сказать ей в след еще какой-то «приятный комплимент».
Проклятая Ника.
Я смотрю на свою пустую ладонь, воображаю, что держу в ней тоненькую шейку моей своенравной женушки, и медленно сжимаю пальцы. Так медленно, что в какой-то момент начинаю чувствовать, как под ними натягивается ее белоснежная кожа и как с хрустом пережимается артерия, по которой больше не бежит кровь.