Я отстранился и сел за стол. В доме царила тишина, если не считать отдаленного шума телевизора и приглушенного уханья баса у соседей. Фиби стояла у плиты, теребя кольцо в носу. Она была ненамного младше Полли, моей последней пассии, но я чувствовал исходящее от нее презрение. Возможно, виной тому – моя кожаная куртка. Или кеды. (Я сильно сомневался насчет своих новых белых «конверсов».) Не то чтобы я особенно расстроился. Она мне тоже не приглянулась. В меру симпатичная, но волосы осветлены кое-как, а брови выщипаны в высокие тонкие дуги. Полубродяжка-полушлюха. Не мой типаж.
Я попытался завязать беседу:
– Ты Фиби? Едешь изучать филологию в Лидсе? Хороший факультет?
Она наклонила голову и ответила с неестественной вежливостью:
– Надеюсь. Так я слышала. – Говорила она медленно, точно с пожилым родственником, и в конце каждого предложения закрывала рот, будто проглатывая слова. – Пока туда не добралась.
Пес все еще тыкался мне в брюки. Я отпихивал его коленом.
– Ну, времени предостаточно.
– Мама сказала, вы учились в Кембридже с дядей Эндрю. Они вспоминали вчера вечером.
«Дядя Эндрю»? «Вчера вечером?» Мне стало не по себе.
– А где она?
Фиби подошла к лестнице.
– Мам!.. Мам!!! Он пришел!
Мгновение тишины, а потом отдаленный возглас и приглушенные тяжелые шаги.
– Уже? Что ж ты не сказала! Луис, выключи ради бога телевизор!
Последние гулкие шаги по ступенькам, и в кухню ворвалась Элис. Узкие штаны, серебристо-серая спортивная куртка на молнии и карамельные угги. В ушах сережки, как крошечные многоярусные люстры. Волосы рассыпаны по плечам.
– Пол! Спасибо, что выбрался!
Вся движение и свет. Стремительно подошла и отпихнула пса.
– Дэннис, фу! Не приставай к человеку! – Поцеловала меня в обе щеки. – Фиби, ты поблагодарила Пола за то, что он пришел?
– Угу.
– Ну, тогда сделаю чай! А вы пока поболтайте!
Мы с Фиби переглянулись. Оба явно считали, что уже достаточно поболтали. Под ложечкой похолодело от страха, что меня вот-вот выведут на чистую воду. Я скрыл смущение, с важным видом допекая Фиби расспросами о планах в журналистике, и толкнул короткую и значительно более искреннюю речь о закате газетной индустрии и конкуренции на рынке труда.
Элис вытерла руки о полотенце.
– Фиби хотела постажироваться после выпускных в школе. Да, Фиб?
– Да, хотела бы, – отозвалась та, все так же нарочито четко выговаривая слова. – Вы поможете?
– Постажироваться где?
– В журналах, например. Может, в «Нью стейтсмен», раз меня интересует политика. Или «Вог»… Мама сказала, у вас есть связи. Говорят, без них никуда…
– Я подумаю, – спокойно ответствовал я.
Она плотнее закуталась в кофту.
– Или на ТВ… Знаете кого-нибудь?
Я удивленно раскрыл глаза.
– Не то чтобы…
Ее телефон затрубил, как охотничий рог.
– Мам, можно я к Долли?
– Ладно, только в двенадцать чтобы как штык дома.
Фиби встала и бросила через плечо:
– До свидания. Спасибо.
В дырку на черных колготках проглядывала голубоватая, точно синяк, кожа.
– Не за что.
Элис поправила на стене большой коллаж в рамке. Черно-белые, цветные и коричневые фото: улыбки до ушей, смешные костюмы, отдых на экзотических курортах. Хвастливое свидетельство счастливой семейной жизни. В центре красовался пляжный снимок мужчины с карапузом на колене. Загорелые руки, летняя щетина, прищуренные от солнца глаза. Гарри. Красивый и мужественный. Запечатлен в центре своего мира лыжных курортов, яхт со шкиперами, шампанского, светловолосых голов и часов «Ролекс». Меня всю жизнь бесили такие, как он. Бесило, что у них все это есть. Я ощутил резкую вспышку зависти и обиды, которая тут же сменилась мыслью более приятной: Гарри мертв, а я жив и сижу в его кухне.
Элис отошла от фотографии и рассеянно прибиралась, словно забыв про меня. Сверху донесся какой-то грохот. Мальчишеский голос крикнул:
– Мам! Я ушел!
Она недовольно закатила глаза.
– Это который? – поинтересовался я.
– Луис. Фрэнк у приятеля. – Подошла к лестнице. – Куртку возьми, там дождь!
Тяжелые шаги. Хлопок входной двери.
– А про чай-то я забыла… – Элис посмотрела на часы. – Да ну его! Может, вина?
– Не откажусь.
Она достала из шкафчика бутылку мерло и открыла ее штопором, для удобства зажав между коленей, – вышло, кстати, даже сексуально.
– Кури, не стесняйся!
Протянула мне треснутое блюдце и распахнула окно над раковиной. Моросил дождь. От сигареты отказалась и сидела, едва заметно прикрывая от дыма нос и рот. Немного погодя Элис начала перебирать бумаги, рассеянно покусывая губу. Я спросил, что это. Оказалось, листовки для благотворительного ужина по сбору средств на кампанию «Найди Джесмин». Добавила высоким напряженным голосом, что в этом году исполняется десять лет и нужны деньги на «следующую фазу». Ивонн, мать Джесмин, приедет из Шеффилда, и надо, чтобы все прошло без сучка без задоринки.