Выбрать главу

Она съежилась и потерла предплечье.

– Лучше вернуться в дом.

– Дайте-ка посмотреть телефон! – попросил я.

Элис пристально поглядела мне в глаза.

– Зачем?

– Ну дайте!

Слабая улыбка.

– Нет.

– С кроличьими ушками?

Я сделал вид, что хочу сунуть руку ей в карман. Она отскочила, хихикнув, а потом по-детски порывисто вытащила телефон и кинула мне на колени.

– Любуйтесь! Можете смеяться, сколько душе угодно!

Я перевернул его и спокойно произнес:

– Чехол айфона в виде синего кролика…

– Это подарок Фрэнка, моего сына!

– И вы, большая шишка, ходите с ним на работу, на все ваши важные встречи?

Она широко улыбнулась. Теперь я увидел, почему ее улыбка кривовата. От уголка губ вверх шла короткая морщинистая стрелочка-шрамик.

Внезапно меня накрыло. Она не флиртовала. И вообще не мой тип, хотя бы потому, что старовата. В общем, не знаю, может, всему виной лифчик Бу или мысль о теплом бедре Элис под джинсами. Или плавная живость ее движений. А может, я уже тогда подсознательно ухватился за перспективу пустующей комнаты в уютном доме. Знаю одно: когда я увидел этот шрамик, внезапно захотелось коснуться его языком.

Глава 3

На следующее утро я позвонил Эндрю, чтобы узнать ее номер телефона. Если он и удивился, то виду не подал.

– Сейчас, погоди…

Сопение в трубке.

– Прости… вот болван… секундочку…

Добавил, что страдает «техническим идиотизмом» – никак не разберется, как перейти в «контакты», не прерывая разговор.

– Тина!..

И наконец:

– Ага, готово! Элис Маккензи. Рабочий, домашний, мобильный? Или все три?

– Мобильный, – отозвался я, вертя в руке елочный шар с его изгороди и ощущая пальцами то гладкий бок, то зернистость снежинки.

– Хорошо. – Он помедлил. – Позвонишь сейчас или после поездки?

– Какой поездки?

– По делам, в Нью-Йорк.

– А, ну да…

Эндрю снова замялся.

– Слушай, не сочти за наглость, но я должен предупредить… Эли хлебнула горя, смерть мужа ее страшно подкосила. Держится молодцом, и дети славные, но все равно ей тяжко. Она очень мне дорога. И Тине. Нам обоим. Не хочу, чтобы ей сделали больно или морочили голову… Ладно, хватит! Лекция окончена.

Найдется ли человек, который, выслушав этого чванливого лицемера, ответил бы: «Признаю, намерения у меня несерьезные. Спасибо, что вразумил! Лучше отойду в сторонку»? Я хотел сказать: «Слушай, ты, козел, не указывай мне!» А вместо этого сыграл по сценарию. Мои заверения в честности помыслов были так убедительны, что я сам чуть не поверил в них.

Эндрю, как и ожидалось, продиктовал номер – медленно, точно каждую цифру вырывали у него клещами.

Договорились встретиться через десять дней, во вторник вечером. Странный выбор, но втиснуться в «сумасшедшее плотное» расписание Элис оказалось непросто: то ей надо в университет, то в суд, то на родительское собрание. Ожидание затянулось. Дни шли, и я начал остывать. К назначенному вечеру я уже и забыл, что вообще в ней нашел.

Однако свидание есть свидание, а галантность для меня – прежде всего. В те времена «Эндрю Эдмундс», укромный ресторанчик в Сохо, был моим излюбленным местом. Для таких встреч он подходил идеально: свечи на столах, претензия на художественность. Я с удовольствием думал, что такой выбор говорит кое-что и о моей персоне. Плюс мне делали там тридцатипроцентную скидку за то, что я подготовил дочку управляющего к выпускному экзамену по литературе. «Отелло». Сдала на отлично.

Я пришел рано и неприятно удивился, обнаружив, что Элис уже пьет вино и перебирает бумаги. Увидев меня, она запихала их в увесистый портфель вместе с большим пухлым настольным календарем в обложке из крокодиловой кожи, поспешно встала и протянула руку. На ней была темно-синяя юбка, застегнутая доверху белая блузка и черные сапоги до колена, без каблуков. Волосы забраны назад, не накрашена, если не считать небрежного мазка некрасивой розовой помады.

Извинилась за «офисный» вид. Весь день проторчала в суде: девочке из Конго через месяц исполнится восемнадцать, ей грозит депортация. Да, жутко вымоталась. Собственной дочери почти столько же, от этого еще тяжелее.

– Фиби? – спросил я. – Той, что скоро уедет?

– Да. В сентябре собирается в Лидс изучать филологию. Если поступит.

– Ах, только в сентябре…

– Время летит быстро. Боюсь даже думать, как я без нее…

– Можно сдать комнату…

– Вообще-то, ей нравится журналистика. Эндрю говорил, вы иногда пишете для газет?

– Верно. Если понадобится совет, помогу чем могу. С радостью!

– Спасибо, очень мило.

Заказали атлантическую сельдь и фирменную цесарку. Элис продолжала о детях: старшей, Фиби, и мальчишках (Луису шестнадцать, Фрэнку четырнадцать). Несколько раз упоминала мужа. «Фрэнк такой открытый, легкий, весь в Гарри». С Луисом труднее – сложный период, что, впрочем, объяснимо, «больше скучает по отцу». Вздохнула и средним пальцем вытерла припухший левый глаз. Глаз был сухой, а жест – наигранный или, по крайней мере, машинальный. Непроизвольное движение, оставшееся с тех времен, когда слезы на самом деле имели место быть. У меня снова, как тогда в саду, возникло ощущение, что даже якобы открывая сердце, она многое утаивает.