Так играй же, виола, прошу тебя, вечно играй!В твоей музыке – жизнь, в твоей музыке – свет, в твоей музыке – рай.* * *Я ли это живу и дышу?Или это мой черный двойник,-Озабоченный, жадный до сказокО пустых и ненужных вещах?Кто танцует опять в темноте,Прижимая к себе свою глупость,Свои страхи, мечты и желанья,Ожидание чуда и нежность,Одиночество, горечь, печаль?..Я ли это? Иль кто-то другойВыпивает до дна мою радостьИ питает мгновеньями счастьяСвою вечную темную боль?Чья же тень заслоняет мне Солнце?..Все тревожно, все зыбкоВечереет… И бренности сбросив оковыОкунается в сумерки мир все сильнее.Этот отдых ночной ему свыше дарован… Я иду, не спеша, по пустынной аллее.И плывет мне навстречу в холодном туманеОдиноко, печально деревьев армада.И при свете неясной луны амальгамойПроступает рисунок уснувшего сада.Снова осень пришла… Всё тревожно, всё зыбко…И везде, и во всем- аромат увяданья.К облетевшей листве с чуть заметной улыбкойПрикасается смерть своей легкою дланью.Тихо плавится время… И каплями ртути Застывает оно на вещах и предметах,Выявляя их смысл, проявляя их суть иОставляя нам знаки свои и приметы.И течет по сосудам моим сладкой влагойНеизбывное чувство тончайшей печали.Вспоминаю я детство, мальчишек ватагу,Голос мамы, зовущий домой, и качели… Вспоминаю я то, что ушло безвозвратно,Что ушло в никуда и назад не вернется.И печаль эту пьет мое сердце так жадноИ никак не напьется, никак не напьется…Да и может ли сердце насытиться болью?И способно ль оно отозваться на счастье?Я виною помечена, словно невольноК этой гибели дней оказалась причастна.Я с виною срослась, будто с собственной кожей, И не счесть мне её неприметных отметин.Как же жить мне всю жизнь с непосильною ношей:Я за всё и за всех в этом мире в ответе?Молчаливо иду я по листьям шуршащим,И печально поет вдалеке чья- то скрипка.Размышляю о прошлом и о настоящем…Всё неясно, как сон… Всё тревожно… Всё зыбко…Прощальное письмоВ день, когда я уйду навсегда, будет сладко и тонко пахнуть жасмином.Это будет обычный будничный день, неприметный, подобный многим.Мир продолжит вращать скрипящее колесо повседневной рутиныИ, забыв обо мне, погрузится в свои рефлексии и монологи.Ты, конечно, тоже забудешь меня, без сомнения, тоже забудешь,-Не способно сердце людское скорбеть и печалиться бесконечно.Ты найдешь кого- то, найдешь непременно,- так устроены люди.Время- лекарь умелый, оно лечит всех, и тебя оно тоже излечит.Ну, конечно же, ты поплачешь немного, судьбу свою проклиная,Может год или два, а может и месяц (такое вполне возможно).А потом память обо мне- под влиянием скуки, гормонов и мая-Незаметно отступит во тьму, удалится поступью осторожной.Это, кстати, не так уж плохо, и я не в обиде на память людскую.Память- вещь весьма сомнительная и непрочная, ну, а впрочем,Даже если б смогли мы запомнить всё, состояньем рассудка рискуя,Есть ли в этом смысл? Ведь и память умрет, когда смерть нам поставит прочерк.А любовь… Что ж любовь? Это слово придумали люди… Зачем? Я не знаю …Может быть для того, чтоб избыть свое одиночество и тревогу.А возможно, затем, чтобы ею открыть врата вожделенного РаяИ на Страшном Суде оправдать свою бестолковую жизнь перед Богом.Так и бьемся мы тщетно о стёкла Вселенной,- неприкаянных душ мириады,-И несем ненавистный свой крест, и томимся духовной и прочею жаждой. Одинокие дети Земли, мы скрываем тоску по теплу за бравадой,Прикрываемся маской цинизма, отчаянно жаждем чудес… И однаждыЯ приду к тебе невидимкою, прикосновеньем безудержно нежным,Дуновением ветра, весенним дождем, ароматом сирени цветущей.Ты меня не заметишь, не вспомнишь и не почувствуешь, конечно,Поглощённая думами об обыденном и о хлебе насущном.Тем не менее, что-то заставит тебя в этот теплый медлительный вечерМолча сесть у окна с сигаретой и с чашкой горчайшего кофе «Мокко».Ты посмотришь на звездное небо, нервно обнимешь себя за плечи,И, внезапно вздрогнув, скажешь: «Как холодно… Как одиноко…» * * *Эпохи вливаются в Вечностькаплями туши,стекающей с кисти художника,имя которому – Время.