Урод сел, потом сунул свои тощие руки прямо в огонь. Я увидел, как кисти его рук стали красными, как раскаленный металл. То же он проделал и с ногами. Ступни стали такими же раскалёнными.
– Соллой.
Снова издал он звук пенопласта по стеклу. Меня передернуло.
Костёр начал затухать. Тонкие огоньки ещё бегали по сгоревшим тканям одежды, но тепла уже не давали. Я кинул в костёр рюкзак в надежде, что он загорится, но мокрый от снега брезент не загорелся. Снова стало темно и холодно. Ветер выл в обломках вертолёта, словно оплакивая погибших. Зубы опять стали отбивать чечетку. Пальцы рук и ног закостенели от холода. Весь я трясся, как осиновый лист. Как же холодно. Голова стала плохо соображать. Сознание то и дело пыталось провалиться в чёрную пропасть.
Соллой поднялся и положил мне руки на плечи. Они были практически невесомые. Его зелёные глаза опять загорелись ярче. Он раскрыл свою громадную пасть и стал заглатывать мою голову. Я хотел выстрелить последним заряженным патроном, но руки не слушались. Я чувствовал, как уродливые клыки монстра скользнули по моему затылку и переносице. По телу побежали мурашки. Он проглатывал меня целиком, как удав кролика. Голова, плечи. Уши заложило. Глаза закрылись.
"Здравствуй, Смерть. Соллой", – последнее, о чем подумал я.
Страшно не было. И боли я не чувствовал. Это казалось странным. По ощущениям я продолжал жить. Открыл глаза и увидел звезды! Снежная туча была внизу, я висел прямо над ней. Всполохи северного сияния пробежали по небу. Ещё и ещё.
– Как же красиво, – прошептал я.
Северное сияние окутало меня играющими огнями, стало тепло и спокойно. Планета осталась где-то далеко внизу. Звезды и оглушительная тишина. Сил оставаться в сознании больше не осталось, и я провалился то ли в глубокий сон, то ли в коматозное состояние.
Что-то тряхнуло за моё плечо.
– Здесь живой! Тащите носилки! Да быстрее же! – эхом в моём сознании отзывался мужской бас.
Я приоткрыл правый глаз. Левый был залеплен запёкшейся кровью. Яркое солнце пробивалось сквозь обломки. Меня подняли, уложили на носилки и бегом понесли к другому вертолёту.
– Соллой, – прохрипел я.
– Чего? Не надо говорить, берегите силы, – ответил бегущий рядом с носилками мужик.
Я хотел подняться, чтобы посмотреть, где Соллой, но силы меня покинули, и я снова провалился во мрак.
Очнулся в больнице. В белой чистой палате. Было тепло и уютно. Зашёл доктор.
– Ну наконец-то, голубчик, вы пришли в себя. – ласково улыбнулся он и присел на край кровати.
– Это, знаете, настоящее чудо, что вы живы. В моей практике такое впервые.
– Давно я здесь?
– В больнице? Нет, голубчик, третий день всего.
– Какое сегодня число?
– Двадцать третье сентября, – невозмутимо ответил доктор.
– Двадцать третье? – не поверил я своим ушам.
– Да, двадцать третье. Вас искали больше недели. Три дня была снежная буря, спасатели и поисковики не могли вылететь. Да и потом с трудом нашли, обломки занесло снегом. Пилот говорит, что его словно что-то направило к месту катастрофы. Если летел ни туда, в наушниках противный звук был.
– Как пенопластом по стеклу? – спросил я.
– Не знаю, да только, как ложились на курс к месту падения, звук пропадал. Так вас и нашли. Мистика да и только. Но самое удивительное, как вы выжили! – продолжал восхищаться доктор – У вас даже обморожений нет! Это невероятно и восхитительно!
– Соллой меня спас, – еле слышно проговорил я, и улыбнулся.
– Соллой, не знаю. Больше живых, к сожалению, кроме вас не было. Ну, поправляйтесь, голубчик. Поправляйтесь.
Доктор поднялся и вышел из палаты.
Я ещё долго лежал и смотрел в потолок, пытаясь сообразить, что со мной произошло.
– Спасибо, Соллой. Кем бы ты ни был, спасибо, – прошептал я.
Закрыл глаза и крепко уснул.