- Ты умеешь говорить? - спросила она.
Дух, имевший антропоморфный облик полупрозрачной юной девушки, отрицательно покачал головой.
- Ты здесь, чтобы я могла получить то, что мне нужно?
Призрак кивнул.
- Мне нужно, чтобы ты могла беседовать со мной.
Дух снова выразил согласие и отправился прочь. Лаинь стала ждать его возвращения и заснула в кресле у экрана, заменявшего в комнате окно, - у неё был длинный день, и усталость взяла своё. Не просыпаясь до конца, она почувствовала, как её бережно перенесли в постель.
- Спокойной ночи, Лаинь, - сказал похититель, пришедший навестить пленницу.
Глава 3.
Когда мир умирал.
Пролог
Ты сидишь у окна и смотришь в дымное серое небо.
Ты ведь привыкла смотреть в тяжёлые облака? Твоё небо, моё небо, вечноосеннее, не так уж сильно изменилось.
- Ты рада, что я отпустил тебя? - сухо, тихо, будто неуверенность в голосе повелителя двух миров.
Горькая усмешка. Похоже, ты не чувствуешь себя свободной.
Я - длинными пальцами по рыжим кудрям. Ты - как всегда, глазами полными ненависти и лишёнными страха прямо в глаза, чтобы я утонул. Не тебе меня победить, прекрасная юная ведьма, но ты ждёшь, что я всё же признаю, что побеждён.
- Может, прогуляемся?
Удивлённо поднимаешь брови, будто я сказал несусветную глупость, соглашаешься. Держишься за мою руку, усталая, не удивляешься. Тебя не тронут эти смерчи, не заденут эти вспышки молний. Только ты одна - лишь тебе не опасна эта пустота. Ты смотришь на руины домов, угадывая, где было что-то знакомое тебе, ты смотришь на овеваемые ветром груды тел, гадая, кого из них ты могла знать, но черты лиц стёрты, искажены, забыты, обломки зданий неузнаваемы. Если бы на твоём месте был кто-то другой, он уже не смог бы дышать этим воздухом.
- Вы не боитесь пустоты?
Твой вопрос гулко разносится по миру, а потом оба мира наполняются музыкой твоего голоса. Позволим им насладиться ею.
- Я уровнял миры, стёр все различия между ними, разве ты не гордишься мной?
Ты молчишь, чуть поджимаешь губы. Чем я заслужил эту твою бесконечную усталость? Посмотри, как прекрасно, как чисто всё вокруг! Скоро разбуженный мною ветер и яростные ливни сделают окончательно совершенным твой новый холст, на который ты сможешь нанести по своему усмотрению линии и картины, которые тебе понравятся. Я знаю, что ты не станешь благодарить меня за подаренные возможности. Во мне нет ни злобы, ни ярости, одна только нежность. Мой удел творца - разрушение. Небогатый талант, но всё же, всё же... Я наслаждался, впитывая весь ужас отчаяния гибнущего мира. Я вбирал в себя по крупицам неизмеримые потоки страдания, становясь его пристанищем, воплощением, олицетворяя его. Я позволял ветру терзать меня и восхищался этими терзаниями как лаской. И я был счастлив, думая о том, как преподнесу всё это тебе, моя невинная и яростная противница. Не знаю, о чём ты думала в моей темнице, защищающей тебя от людей и стихий. Может быть, однажды ты расскажешь мне об этом?
Ты задумалась о чём-то. Похоже, для тебя давно умерла всякая надежда, но я научу тебя, как воскресить её. Ты не замечаешь, как твои ноги начинают ступать по воздуху, как мир подхватывает тебя, чтобы ты не касалась его не до конца убранного лица.
- Ты пролил столько крови, заставил людей убивать друг друга. Зачем?
Ты ждёшь, что я расскажу тебе об удовольствии разрушения.
- Они сами этого хотели. Я лишь подтолкнул.
Эти безнадёжные несовершенные существа, одержимые жаждой мщения, светлыми идеалами, мечтами о том, чтобы всех защитить, или о том, чтобы истребить себе подобных, - все они были мелкими, ничтожными. Я не хочу говорить о них. Мне кажется, я перепачкался в их грязи, когда натравливал друг на друга их игрушечные армии - именем меня, именем тебя... Я бы рассказал тебе о бесконечной очищающей силе разрушающей стихии, которая несла меня на своих крыльях. Но я не могу найти слов.
- Зачем? - повторяешь ты.
Ты просыпаешься, ведь я только что услышал в твоём голосе нотки боли.
- Для тебя, - просто отвечаю я. - Я умею лишь разрушать, а ты создашь новый мир. Я пробужу тебя как создателя.
Мои слова разносятся немелодичным громом по двум мирам. Ты закрываешь лицо ладонями, потом отводишь их и подставляешь его ветру, позволяя ему иссушить твои слёзы. Касание ветра вместо моих поцелуев. Пусть будет так. Да будет так.
На заре нового мира я буду мерцать чуть заметной звездой, невидимой в сияющем великолепии нового светила. Да будет так. Я дарю тебе два мира, любимая.
Сверкающие ножи Терва сеяли смерть в компании тёмных эфирных созданий Уэтера, разбрасывая по сторонам обрывки плоти и разрывая сплетённые вокруг нити заклинаний. Им придавало сил то, что на это раз сражение было не напрасно - Ирт нашёл Часы судьбы. Спрятанные в гулкой пещере, защищённой прочнейшими заклятиями и совершенно беззащитной перед взглядом Лишённого, они тихонько тикали, отсчитывая время до Конца Света. Они нашли часы и собирались возликовать, но их нашли некроманты. Их было много, казалось, бесчисленно много, и за ними полчища живых мертвецов тащились неуверенной походкой оцепеневших кукол.
- Мне кажется, пора отступить, - передавал стремительный мысленный позыв Уэтер.
- Не сегодня, - отвечал Терв, будто бы опьянённый кровью и битвой.
Ло-оте-ни отбросил своё обычное позёрство, он не кувыркался как обычно, паря над полем битвы, а сосредоточенно охватывал поле боя нестерпимо сияющим белым пламенем, в котором сгорали мёртвые и стенали живые. Несколько магов уже упали замертво, сражённые стрелами Ирта, в то время как Крод сторожил вход в пещеру, не подпуская туда шоистрийского Лишённого.
- Терв, их слишком много, мы должны ускользнуть, уйти в подпространство!
- Наши спутники не смогут последовать за нами, - возразил предводитель искателей артефакта.
- Зато легко составят нам компанию в качестве ещё парочки разлагающейся мерзости, в которую нас превратят!
- Ты теряешь концентрацию, отвлекаясь на болтовню, - отрезал Терв, и его летающие клинки рассыпались по толпе противников с особенной яростью.
И полнились удары его яростью, которой никогда не знали прежде, яростью без вдохновения, всепоглощающей и ненасытной, с лёгким привкусом мести и отголосками надежды. Не бывал раньше Терв так собран, так беспристрастен и так переполнен силой, как сегодня. Спутники, с которыми он привычно работал в сцепке, прикрывая, поддерживая, объединяя усилия, были всего лишь фоном, чтобы выпустить из себя искрящийся гнев. И клинки кружили, находили жертв безошибочно, нарушали печати некромантов, начертанные на дерущихся без ущерба для себя поднятых трупах. В мягкое дышащее горло сквозь колеблющиеся барьеры щитов, с резким звуком разрываемой плотной ткани, с электрическим треском, - два невесомых, пропитанных магией клинка, насквозь, - и с бульканьем падает призыватель мёртвых, и падают за ним его прихвостни, оставаясь не более чем несвежими распадающимися оболочками. А эфемерные ножи прорезают щекотно подрагивающие магические преграды, ищут путь к новой жертве.
Вспышка за вспышкой идут слепящие волны, блокируют, отсекают, мешают. Дрожат выставленные тьетом барьеры, пытаются пробиться сквозь них подчиняющие волны ментальной шоистрийской магии, жаждут нарушить картину, свести с ума, заставить разить своих. Ло-оте-ни черпает память из общего тьетского сознания, чертит сложные узоры из тока энергий мира, впитывает его силу, превращая её в щиты для своих соратников, оберегает их, не подпуская чужие атаки, рисует на ткани мира, и все движения его боевых танцев обращаются в бешеную пляску направленных, надёжных и неуловимых барьеров. Не успевшие сгореть и рассеяться пылью мёртвые останавливаются. Не хватает у кукловодов сил удержать бразды управления, и они оставляют своих неестественных созданий без поддержки, недоумённо замирают зомби, не видят больше врагов, не чувствуют направляющей воли внутри.