Когда он открыл глаза, вокруг по-прежнему была вода. Вокруг Гиза кружила стайка водных духов, заинтересованно приглядывающихся к гостю. Гиз прислушался к своим ощущениям и обнаружил, что может дышать под водой. Его лёгкие впитывали кислород из воды, заполнившей их. Он попытался расспросить духов о том, что с ним происходит, но они не слышали его, а может быть, не хотели отвечать. Жемчужная цепь по-прежнему держала, сковывала движения, не пускала уцепиться за вихри Феоса и улететь с ними прочь. Гиз чувствовал слабость, сила его подтаяла, возможности приугасли. Он снова закрыл глаза, проваливаясь в тяжёлый беспокойный сон.
Гизу снилась Долина Мёртвых, которой он не узнавал. Скупая растительность, мутный туман под клубящимися чёрными облаками, ощущение нервного напряжения, мелькающие силуэты призраков, - всё было на месте. Но казалось ненастоящим, как хорошо сделанная, но несовершенная декорация.
- К кому ты пришёл? - спрашивали его призраки умерших. - Кого ты ищешь?
Лица мелькали перед ним, знакомые и незнакомые, целый калейдоскоп лиц, и он не успевал сосредоточиться ни на одном. Когда в калейдоскопе мелькнуло сосредоточенное лицо брата, Гиз потянулся к нему, впечатлённый, затронутый. Цвер вышел из череды призраков, немного печальный и именно такой, каким Гиз помнил его.
- Хорошо, что ты пришёл меня навестить, - сказал он тихо, и в голосе его не было жизни. - Вы нашли Лаинь?
Гиз стал говорить о том, что произошло с тех пор, как Цвер исчез на равнинах, и постепенно отступало нервное напряжение, и становилось хорошо и спокойно, как в те времена, когда они могли поболтать о том, о сём, смеясь понятным им одним шуткам, и перемежая воспоминаниями выдаваемую новую для каждого информацию. Гизу становилось хорошо, и неважным было возвращение домой, и выпутывание из оков цепи, будто никакой цепи не существовало, и не лежало его изменённое чьей-то магией тело под толщей воды, выпиваемое хозяином жемчуга.
Лаинь не видела на экране грёз Гиза, но заметила, как он перестал бороться и как разгладились его черты. Как подплыл к нему старший водяной дух, коснулся своей цепи, и она запульсировала, передавая ему жизненную энергию пленника. Видела, каким довольным и сытым отпрянул и убрался по своим делам дух. Она позвала Тераэса, и тот вежливо ответил ей, что навестит её, как только сможет. Лаинь сжала кулаки. Она хотела разбудить, расшевелить Гиза, хотела заставить его разорвать цепь, избавиться от чужого плена, помочь ему. Вспомнив свой сон о побеге, Лаинь пошла зачем-то в оранжерею и стала искать глазами восходящие токи энергии, в которых парил мотылёк.
- Думаешь громко, - внезапно раздался насмешливый голос в её сознании.
Лаинь, поражённая, узнала в мыслеобразе того, кто говорил с ней, серого мотылька.
- Ты был сном, - сказала она неуверенно.
- Я могу быть всем, что тебе знакомо, - был ответ. - И многим из того, чего ты не знаешь. Зачем ты позвала меня?
- Я ищу помощи, - ответила Лаинь.
Её сознания и памяти коснулись бережно, читая, узнавая. И всё же от прикосновения было немного больно.
- Как занятно, - прокомментировал увиденное в душе Лаинь собеседник.
- Помоги мне освободить его, - настойчиво попросила девушка.
Она не стала предлагать ничего взамен - что она может дать мотыльку, у которого есть вся свобода сна и реальности.
- Это нарушило бы естественный ход вещей, - задумчиво ответил гость из сна. - Не стану портить чужие замыслы, - продолжил он спустя мгновение, а затем исчез из сознания Лаинь, и, сколько она ни пыталась позвать его снова, у неё ничего не выходило, будто стали ему помехой барьеры, отгораживающие её от всех остальных.
Спустя два дня явилась Белэсс. Как всегда молча, подошла к экрану, зажгла его мысленным приказом.
Лаинь не видела, не могла разглядеть, как Ветер, повинуясь желанию Тераэса, дотянулся легко до сковавший Гиза цепи, оставаясь собой и не собой, как коснулся её, игриво перетасовывая жемчужины. Как ловко обратил изменения, навеянные пожирателем, как закрутил водоворот, выпустил свои вихри, позволил им быть послушными воле пленённого человека, а его волю послушной им.
Зато с облегчением смотрела, как соскользнули с Гиза оковы, отпустил его старший водяной дух, раздосадованный тем, что не в силах удержать, и как её друг сквозь Феос устремился прочь, снова свободный и не ценящий этой свободы.
- Почему он не хочет уходить? - спросила Лаинь.
- Он видел сладкие сны, - ответила Белэсс.
- Этот водный дух, он бы выпил его без остатка?
- Это его промысел, - пожала плечами Белэсс. - Жемчужная цепь забирает себе тех, кто находит её, и относит к хозяину в качестве пищи. День за днём он пьёт их энергию, а потом, когда эта энергия иссякает, цепь снова возвращается в Циас, чтобы ловить новую жертву.
- И они умирают счастливыми?
- Они видят во сне тех, с кем навсегда расстались.
- Спасибо, - сказала Лаинь, не обращаясь ни к кому конкретно.
Гиз сожалел о том, что неведомые силы вмешались в его спасение. Он скучал о том спокойствии, которое ощущал в своих снах, но сны не приходили больше, и внутренняя тревога сдавала позиции тихой тоске. Растерянным пришёл он к Уэтеру, предлагая свою помощь в предотвращении магических катаклизмов, растерянным и ищущим, как приходили многие. Призывающий выслушал, кивнул и отправил его к Ливейре, хорошо справлявшейся обычно с тем, чтобы пристроить к делу новичков.
Эсвинка была так же прекрасна, как и в первую их встречу, текущее время не коснулось её, и пережитые бури и потери не оставили следов на совершенном лице. Она усадила Гиза на диван и долго говорила с ним о его возможностях, способностях и магическом опыте. Говорила и слушала голос его тоски. Ливейра хорошо знала, какое острое оружие можно выковать из внутренней боли.
Жители Циаса отпраздновали приход Нового Года, наступающий с рождением весны. Прошли в Мейсарале фейерверки и конкурсы ледяных скульптур и талого снега, обращавшихся в фонтаны под пламенем, символизирующим лучи весеннего солнца.
С рождением весны Тераэс пришёл к Лаинь. Новый, изменившийся, он пугал Лаинь больше, чем обычно, но и притягивал, незнакомый и непонятный.
- Вас так долго не было, милорд.
- Что, ты успела соскучиться? - озорная улыбка Ветра сквозь привычно-циничное равнодушие.
Лаинь опустила глаза. Истосковавшаяся по людям, по живому общению, а не картинкам на экране, она и вправду ждала, чтобы он пришёл, сердилась, что он так долго не навещает её, возмущалась, что её забыли за ненадобностью, как надоевшую игрушку. А потом - одёргивала себя, вспоминала, что должна ненавидеть, возмущаться, может быть, искать выходы, - но не обижаться и ждать.
Пальцы Тераэса на подбородке, почти неуловимое движение, - и взгляд глаза в глаза. Слишком много силы, подавляющей, подчиняющей, спрятанной. Лаинь нахмурилась на мгновение, потом впустила в себя этот взгляд, уверенно вскидывая голову.
Впустила его в свои мысли, дала считать эмоции, со всеми их противоречиями, но всё же подчинённые её воле. Ей не за что чувствовать себя виноватой. Маг кивнул её мыслям и вдруг неожиданно улыбнулся им, как влюблённый юноша, обнаруживший, что его дама сердца забыла выбросить оставленный им у её порога увядающий букет неугодного поклонника, который принимает невнимание за знак благосклонности.
- Ты стала взрослее в этих стенах, знаешь? Наверное, книги библиотеки в сочетании с размышлениями пошли тебе на пользу.
- А может быть, дело в том, что время идёт. Даже когда Вы слишком заняты, чтобы это заметить.
В комнате стало свежее, будто в неё проник предгрозовой запах. Лаинь поёжилась. Тераэс заботливо набросил ей на плечи неизвестно откуда возникшую лёгкую и мягкую накидку. Коснувшись её плеч, застыл на мгновение.
- Пока меня не было, ты не теряла времени даром и нашла себе нового покровителя, - сказал он растерянно.
Лаинь посмотрела недоумённо и растерянно.
- Вы же знаете, что я здесь совершенно одна, милорд. Если не считать визитов Белэсс и Люси.
- Как мило, ты дала имя духу-прислужнику. Но я говорю не о них.
Тераэс спроецировал в её сознание образ, и девушка отпрянула, у неё перехватило дыхание. Тот, кого ей показал маг, сиял невероятным великолепием тьмы, заполнявшим всё вокруг. Лаинь показалось, что комната пошатнулась, наливаясь этой тьмой. Давящая аура Шахматного затопила её хрупкое восприятие, несмотря на то, что была всего лишь отражением воспоминаний Ветра, посланным изменённым существом, объединившим Тераэса и создателя двух миров. Сухие, прямые, непознаваемые черты, не имели, казалось, ничего общего ни с чем из того, с чем Лаинь сталкивалась ранее. Образ разрывал её своей противоречивой сложностью, обретая облик то тяжёлых от запертого в них, готового вырваться, дождя, то огромного грузного старого дракона, с окровавленной недавней трапезой пастью, то сверкающего под лучами солнца ревущего водопада. Девушка тяжело осела, участливо поддерживаемая Тераэсом, который неумело причёсывал её растрепавшуюся ауру и успокаивал смятённую душу. Когда он показывал ей Шахматного, он не ожидал такого эффекта. Может быть, слишком мало времени прошло с тех пор, как он слился с Ветром, чтобы он научился вовремя улавливать такие неважные нюансы, и он не осознавал ещё, как может подействовать на людей то, что казалось ему совсем невинным. Он не привык к тому, что нужно защищать от своей силы тех, кто не способен её выдерживать и принимать, даже в самых простых и естественных для него взаимодействиях.