— Ну чё, петух, ты знаешь, кто я такой? — нарушил тишину Илья. Ответа не последовало, заключённый испуганно молчал, зато его сосед был разговорчив.
— Я исповедник твой, давай побазарим по душам. У тебя дети есть? — спросил он.
Молчание.
— Наверное, есть… — продолжил Илья, не сводя глаз. — А с ними ты тоже в постель ложился? — Пауза. — Молчишь, сука гнойная! — возмутился качок, резко вскочив, извращенец отшатнулся от него в страхе. — Не боись. — Кабанов сел на место. — Раньше времени…
— Ну и сколько же ты, падаль, детей изнасиловал? — ответа не последовало. — Хорошо поразвлёкся? Ты, сука, кайфовал, а они страдали! — Илья презрительно плюнул на педофила. — А ты знаешь, что в жизни всего должно быть поровну? Закон такой… ведь несправедливо получается, ты кайфовал, а они страдали! — Здоровяк повёл плечами, расправив мышцы на спине, поиграл бицепсами. — Я не люблю несправедливости, я её искореняю. — Бритоголовый встал с табуретки. — Сейчас мы с тобой биться будем в жестоком бою. Предлагаю тебе сделку, если одолеешь меня сейчас, то вот тебе слово моё мужское, что тебя освободят. Домой побежишь.
Педагог боязливо приподнялся на ноги.
— Давайте решим нашу проблему цивилизованным путём, давайте договоримся… — неуверенно пробормотал он.
— Попробуй договорись — с ними! — ответил Илья, вытащив из кармана джинсов компактный пульт с одной кнопкой и нажав на неё, он привёл в движение скрытый механизм. По стенам сверху вниз поползла белоснежная бумага, на которой были изображены фотографии детей с игрушками и без, в основном девочки. Они счастливо улыбались бездонными глазками, смотря на мир и на тех, кто в данный момент находился в этой камере. От потолка до кафельного пола дети со всех сторон смотрели с улыбкой на того, кто причинил им столько горя. Извращенец не мог выдержать этих взглядов, он в ужасе закрыл лицо руками, прося убрать снимки.
— Что, петушара гнойная, на слёзы детские ты, мразина, спокойно смотрел, а на улыбки не можешь, — сквозь зубы процедил Кабанов. — Ничего, козёл, потерпишь, они должны видеть своё отмщение! — с этими словами Илья натянул перчатки и, стукнув одну об другую, пошёл на подонка. — Ну, давай! — насмешливо сказал он и в полсилы нанёс первый удар в плечо противника, тот отшатнулся, едва не упав. Затем удары повторились ещё и ещё: по рукам, рёбрам, груди. Педофил, стеная, кое-как сопротивлялся.
— Давай, чего спёкся, ну-ка шевелись! — поговаривал Илья, нанося всё сильнее побои. Хуки сыпались на извращенца, как град во время дождя, он еле держался на ногах. — Не держишь удара, совсем не держишь!!! — иронично заметил здоровяк, дубася арестанта, словно боксёрскую грушу. — Давай-ка мы тебе поможем развеселиться… — усмехнулся Кабанов, после этих слов неизвестно откуда в камере полилась музыка, и звонкий голос девочки начал петь песенку о том, как прекрасно жить на свете, смотреть на солнышко и любоваться радугой.
— Слышишь?.. Радость несётся!..
Бывший учитель, шатаясь, смотрел с затуманенным кровью взглядом на своего палача.
— А не хочешь попросить прощения у тех, чьи души ты исковеркал, тварь? — у Ильи всё кипело внутри.
Каждая секунда безмолвия раздражённо билась в голове Кабанова.
— Я жду, — свирепо поторопил судья.
Бездействие.
И тогда каратель без лишних слов схватил арестанта за шею и остервенело шмякнул об стену. Вот тогда он ощутил покой в своей душе, такой покой, который даёт одно удовольствие. Но для Ильи этого было слишком мало, он желал ещё большего наслаждения и с новой силой продолжал получать искомое блаженство, вбивая расквашенную голову нелюдя в стену под добрую детскую песенку.
Последнее, что увидел в своей постылой жизни мерзкий педофил — это глубокие, чистые глаза улыбающихся детей…
…Илья покидал место казни, сожалея, что нет такой силы, способной воскресить убитого, чтобы вновь его убить.
Глава 14
Хорошо быть беззаботным человеком и, утопив проблемы в сигаретном дыме, остаться один на один с прекрасной музыкой, под которую великолепно танцует соблазнительная девушка. Для Евгения это был как раз такой случай: ночь, музыка и брюнетка, она, конечно, тоже была реальна, но вот смог ли он оставаться вдали от своих забот? Шёл третий час ночи, и одинокий клиент, абсолютно забыв о всяких тревогах, просто заливал их коктейлями, после безжалостно опорожнённой бутылки водки, развалившись на мягком кожаном диване, удачно чередуя выпивку с сигаретами. Меньшикову нравился этот клуб, эта беззаботность и эта женщина, извивавшаяся на шесте. Он тяжело встал и направился к танцовщице, чтобы запихнуть пару сотен в розовые трусики. Евгений, усевшись за барный стул, поманил деньгами самку, её движения стали ещё горячее, ещё возбуждающе, со стороны это походило на собачку, умело выпрашивающую сладкую косточку. Евгений решил, она заслужила, и с вожделением отправил купюры в трусики, как вдруг понял, что всё здесь насквозь фальшивое: музыка, танцовщица, а самое жуткое — его наигранное спокойствие; проблемы никуда не исчезли; перерыв массу сайтов, посещая форумы с единым вопросом о таинственной тюрьме, он ответа не нашёл; даже написав неплохую аналитическую статью в своей колонке, где спрашивал у читателей их мнение о странном заведении, он снова оказался у разбитого корыта, и под конец припёрся сюда обкуренным, чтоб забыть о проклятых неудачах, вывернувших душу наизнанку. Алкоголь с куревом сделали своё дело, но рано или поздно наступает прозрение. А этот момент не для слабонервных, поэтому нетрезвый репортёр принялся остервенело искать выход из охватившего отчаяния, этот выход сейчас вовсю вертел сочной задницей перед самым его носом. Недолго думая, Меньшиков схватил девку, стащил со сцены, потащив её на широкий диван. Странно. Но девице вовсе не понравилось такое обхождение, к удивлению Меньшикова. Она, завизжав, позвала охрану, и два мордоворота стремительно оттащили виновника потасовки от стриптизёрши.