— Один момент, Денис Владимирович, — отозвался Микола и, взяв девочек под руки, повёл в общую комнату, где уже давно изрядно выпивали его сослуживцы. Когда они вошли, захмелевшие хохлы восторженно повскакивали с мест, начав балагурить со жрицами любви.
— Ну, вы тут устраивайтесь, дамы, а я пойду к начальнику побеседую, — проговорил усач.
— Поскорей возвращайся, — в один голос попросили девицы, мило улыбаясь.
Микола их оставил, вскоре отыскав Роева, который был на редкость мрачен.
— Что-то не так, Денис Владимирович? — спросил смутившийся здоровяк, краем глаза заметив засохшие пятна крови на рукавах его светлой рубашки.
— Не так… — хмуро ответил цыган. — Николай, последнее время я начал замечать одну неприятную вещь. Я понял, что ты стал непрофессионально уделять излишнее внимание некоему заключённому из третьей камеры.
Взгляд Миколы при этих словах потяжелел, он ощутил нарастающее беспокойство в своей душе.
— Денис Владимирович… я просто немного позаботился о ней, ничего лишнего с моей стороны не было, — попробовал он оправдаться, с разочарованием чувствуя, что это вряд ли способно ему помочь.
— Николай… ты затеял опасную игру. Тебе известно, что она ожидает своего особого клиента. Смотри не переступи тонкую грань между надсмотрщиком и преступником. До добра тебя это не доведёт… — спокойным ледяным тоном предупредил Роев. — Ты свободен, можешь идти, — дозволил он.
Здоровяк молча развернулся и, чувствуя спиной, пристальный взгляд цыгана, зашагал к покинутым коллегам.
"Ну, вот и всё! Кончена моя благотворительная забота, Шахида её больше не увидит. Как же он узнал? Неужели кто-то из ребят оказался доносчиком?" — носились мысли в его голове. Усач даже не заметил, как прошёл длинный гулкий коридор и вошёл в шумное помещение.
— Микола, где ты шляешься? Иди сюда братко, Танюша-то тебя уже заждалась! — весело объявил коренастый хохол, у которого на коленях устроилась размалёванная блондинка, едва-едва окончившая школу. Сразу было видно, ума у неё хватило только на то, чтоб умело раздвинуть ноги.
Николай сухо, вымученно улыбнулся на это замечание. К нему сразу подлетела рыжая кокетка.
— Как ты тут поживаешь без меня, красавчик? Не скучаешь? — игриво поинтересовалась она.
Не успел усач ответить, как длинный хохол, рассмеявшись, вскричал:
— Изменяет он тебе, Таня, ох, изменяет!
Татьяна деланно встала в позу ревнивой жены.
— Как изменяет?! Это с кем же?
— Да есть тут у нас одна дамочка, частенько он к ней наведывается! — подметил второй напарник.
— Милый, как же так? — воскликнула обиженно рыжая.
— Слушай их больше, такого они тебе наговорят, пустозвоны… — махнул рукой Микола, затем подхватил Таню на руки и отнёс к столу, за которым удобно уселся. Компания продолжила выпивать, и, как это обычно бывает, рекой потекли весёлые разговоры с отвязными шуточками.
Микола пил много, не уставая балагурить, но в сердце так и не смог преодолеть тягостное чувство, возникшее после неприятной беседы с Роевым. Наконец настал момент, когда мужики стали расходиться по разным комнатам в сопровождении проституток. Николай тоже.
Татьяна усадила его на ложе, а потом медленно сползла вниз, начав расстёгивать ширинку. Сам не зная почему, Микола вдруг остановился взглядом на фотографии семьи, одетой в сувенирную рамку. На него радостно смотрели жена с сыном. И Миколе неожиданно стало нестерпимо стыдно за свой проступок, за шалаву рядом, за расстёгнутую ширинку и за то, что сейчас вот-вот должно произойти… Жену свою он уже давно не любил, а вот сына обожал, поэтому ему было неприятно осознавать, что его образ сейчас наблюдает за ним. Микола быстро оттолкнул рыжую от ног.
— Коля, ты чего? — не поняла она.
— Погоди… не могу я так… — проговорил усач, вставая с кровати, оказался у столика, где стояла рамка с фото, и перевернул её лицом вниз.
Глава 32
Вечернее небо растеклось повсюду, тучки плотно прижались друг к другу, им было тесно, точно так же, как было тесно алкоголю в крови некоего молодого человека — меня. Так я шёл, с головы до ног спелёнутый печалью, и думал о жизни своей дурацкой…
Вот стал я, наконец, изданным писателем, чего не сделают за деньги эти алчные издатели, они могли бы из обезьяны сотворить знаменитого автора, если б у какого-нибудь орангутанга, например, вдруг обнаружилось бы в клетке тысяч десять баксов. Да-а… Скверно! Сбылась моя мечта, вон и плакаты с моей довольной мордой по всему городу висят. Не ожидал я, что на мне так быстро начнут делать деньги, и свой роман на книжных полках увидеть.