— Кто он? — ужаснулся Евгений.
— Он уже поблизости. Беги от него… — прозвучали слова Василия и растаяли вмиг из-за прозвучавшего дверного звонка. Меньшиков проснулся в холодном поту, истёкшие две секунды показались ему вечностью, не помня себя, он подошёл и отворил дверь. Его взгляд перехлестнулся с ледяным взглядом Корсарова, который с кем-то говорил по сотовому.
— Можно войти? — прервал он затянувшуюся паузу, закончив телефонный разговор.
— Да, пожалуйста, да… — очнулся Евгений.
Владимир прошёл в прокуренный дом, лазая в мобильнике, тщательно всё осматривая: обстановку, картины на стенах. В мастерской висели графические рисунки на обыкновенных листах, и даже ужасный бардак из нагромождения разных вещей — всё обследовал любопытный гость.
— Водки хотите? — предложил Меньшиков и обратил внимание на сигнал, сообщающий о доставке почты.
— Спасибо, не хочу, — иронично отказался Корсаров и попросил хозяина показать какие-нибудь работы, так как все холсты были повёрнуты к стенам.
Меньшиков выставил несколько полотен: портрет сиамского кота, лежащего на кладбищенском кресте, зимний пейзаж с берёзками на чёрном снегу, изображение треснутой луны на фоне виселицы.
— Кот мне нравится, возьму его… — сказал Корсаров, хотел было спросить цену, но тут взгляд его упал на неприметный ранее графический портрет Пикассо. Он был изображён необычно, казалось, лицо вот-вот исчезнет, размытое водой.
— Вы поклонник этого художника?
— Нет, — возразил журналист, — просто он нравится мне своей необычностью.
— Вы не против, если я возьму его для себя? — поинтересовался покупатель.
— Извольте, — одобрил Евгений. — Всё для вас, за ваши деньги.
— А почему вы не показали мне ту картину? — спросил Корсаров, указав на большое полотно, прикрытое тканью.
— Мне не жалко, смотрите, — произнёс журналист, откинув ткань.
Миру явилась нагая красавица в изящной резной беседке, утопающей в абрикосовых цветах. Гость на минуту забылся, засмотрелся на изображение китаянки.
— Собирательный образ? — вдруг спросил он.
— С натуры, — немного хвастливо отозвался Евгений.
Владимир поймал себя на мысли, что слегка завидует ему.
— И как называется?
— Моё Солнце, — ответил художник.
— Продайте… — вырвалось у делового посетителя.
Меньшиков отрицательно покачал головой.
— Ни за какие деньги, не продам и не подарю. Это лучшая моя работа.
— Понимаю, — разочарованно бросил Корсаров, после чего попросил Евгения написать ему цену за выбранные картины.
Довольный покупатель ушёл. Евгений же читал пришедшее сообщение по интернету.
Судья: "Оценил мой сюрприз? Надеюсь, менты тебя не обидели?"
Чума: "Ты, ублюдок, ты что наделал? Зачем друга убил?"
Меньшиков наивно ждал ответа. Часы шли, а сообщения не было.
Евгений смотрел телепередачу, когда прозвучал звонок в дверь. Он отворил, на пороге, ухмыляясь, стоял пьяный Семёнов с початой бутылкой водки.
— Меня не ждал? А я припёрся. Может, пустишь? Или мне тут ночевать?
Меньшиков без слов, жестом, пригласил войти товарища. Теперь они пили вместе, "мировая" перетекла в настоящую мужскую беседу за жизнь почти до утра.
Глава 37
В пензенском педагогическом институте началась большая перемена, и студенты толпой повалили в коридоры.
— Ну чё? Пойдём, проветримся? Пивка перехватим? — спросил длинноволосый Ник своего друга.
— Не-е, в другой раз. Там в актовом зале один чинушник выступать будет. Пойду, послушаю, — отказался от предложения худой угловатый очкарик.
У волосатого глаза на лоб полезли…
— Ты чё, братэло? Будешь слушать, как бухтит этот демагог?
— Ну да, а что такого?
— Ну, ты, блин, в натуре даёшь! — изумился Ник. — Ладно, бывай. Потом расскажешь, как космические корабли бороздят большой театр! — добавил он, после чего влился в общий поток, ведущий к выходу. А его друг пошёл прямо к актовому залу.
Большое просторное помещение было не полностью заполнено, скажем честно, студенты не горели особым желанием пообщаться с очередным кандидатом в депутаты, поэтому половина из них явно скучала, присутствуя лишь из-за друзей, мечтая только о том, чтобы побыстрее будущий монолог завершился.