— Алло? — прозвучал знакомый голос.
— Дэн, привет… тут небольшое дело есть по твоей части, плачу, как всегда, — произнёс крепыш.
— В чём проблема?
— Объявились в моём районе малолетние отморозки, беспредельничают по-чёрному. А я этого не перевариваю. Их надо проучить, причём их же способом. Посодействуешь?
— Отчего же не посодействовать? Обязательно посодействую, — усмехнулся Роев.
Бита волоком чертила пыльную дорожку. Её обладатель мерно шагал, пристально сверля взглядом троих прикованных наручниками к стене семнадцатилетних отморозков. Ещё недавно они были так смелы, скопом нападая на беззащитных одиноких людей в тёмных подворотнях. Теперь они сами имели удовольствие очутиться на месте своих жертв. И что же произошло? Проявилась основная черта всех подонков во всей красе. Они оказались не просто омерзительными извергами, они являлись намного гадостнее этого определения, поскольку, в конце концов, стали самыми настоящими Трусами! Малолетние жестокие разбойники сейчас унижались, малодушничали, умоляли отпустить их, и тем большее презрение они вызывали у того, в чьих крепких руках ныне находилась увесистая дубинка вместе с их жалкими жизнями.
— Ну, козлы, вам уже не так весело? — обратился ко всем Кабанов спокойным приглушённым голосом, словно он вёл дружескую беседу в каком-нибудь уютном ресторанчике. — Знаете… есть одна очень хорошая поговорка. Правильная поговорка… Что посеешь, то и пожнёшь. Так получайте! — после этих слов Илья огрел ближнего по колену, оно затрещало, негодяй взвыл. Не обращая внимания на него, сильный удар пришёлся по плечу второго, затем по рёбрам третьего. Послышался треск костей, бывшие грабители орали во все глотки от страшной боли. Следом снова посыпались умоляющие вопли об освобождении. Закованные униженно просили их отпустить, дать ещё один шанс — исправиться. Илья плюнул им в окровавленные рожи.
— Твари, вы сами никому не давали шанса, ни мужикам, ни даже бабам. От меня вы тоже этого не дождётесь!
Вновь глухо прозвучали удары дерева о тела, а их замыкали крики корчившихся отморозков. Кабанов по-хозяйски прохаживался взад-вперёд, наслаждаясь собственным могуществом, дававшим ему право вершить правосудие. Правосудие…
— У меня достаточно времени, козлята, я никуда не спешу… так что впереди у нас с вами очень много приятных минут! — с жестокой, пробирающей до озноба улыбкой проговорил хозяин этого увеселения. Он намахнулся на пленников для очередного удара, но подошедший сзади человек прервал его:
— Ну, получай, Судья… — Роев скинул на пол бессознательное тело. Кабанов изменился в лице, увидев своего товарища.
— Этого нам ещё не хватало, — недовольно пробурчал каратель. — Откуда здесь он взялся? — удивлённо спросил Кабанов сам себя и раздражённо плюнул себе под ноги, добавив. — Вечно лезет, куда его не просят.
— Мне кажется, пора его кончать, — проговорил Роев. — Пока этот прилипало не натворил дел.
— Сначала разберись с этими, а то у меня желание отпало с ними возиться, — вставил Судья. Без лишних слов цыган достал из набедренной кобуры "Кольт", подошёл к приговорённым, в последний раз взглянул в их затравленные глаза и прострелил им башки насквозь, с яростью всадив в черепа весь магазин, который неторопливо заменил. Потом, молча взяв Меньшикова за шкирку, отволок к стене, отцепил руку одного дохляка и теми же наручниками приковал журналиста.
— Да-а, обидно мне, что он не вовремя влез в игру, жалко, что всё так заканчивается печально. Но он сам в этом виноват, — разочарованно сказал Кабанов и, задумчиво помедлив, попросил. — Дай мне пушку… — Роев безразлично протянул ему оружие. Палач, нацелив ствол, пнул Меньшикова, тот приходил в себя.
Евгений очнулся. Первое, что он увидел — чёрное дуло пистолета. Страх подтолкнул его прижаться к окровавленной стене. На него угрожающе смотрел школьный товарищ, левее стоял равнодушный человек, с которым он когда-то познакомился. А за ними на серой стене большими буквами чернело слово "СМЕРТЬ" и коряво нарисованный маленький чернокрылый ангел.
— Кабан, ты что, пристрелить меня хочешь?
— А как же тебя не пристрелить, Женёк? Тебя обязательно надо пристрелить! Ты же выбора не оставил. Сколько раз тебя можно было предупреждать — не надо вынюхивать чужие секреты? Теперь видишь, к чему это привело?
Меньшиков прокашлялся и, утёрши губы, достал свободной рукой сигарету, неловко прикурил, сказав:
— Дружище, ты хотя бы перед моей смертью утешь моё дикое любопытство, а то не хочется умирать в неведении. Скажи, я сейчас пулю получу только за то, что оказался свидетелем твоей разборки? Для меня не новость твои подвиги.