Меня терзали самые противоречивые чувства. Думаю, вы не поймете если я скажу, что на какой-то странный и болезненный лад меня радовало случившееся. С самого начала, на протяжении всего этого третьего периода моего пребывания на Крегене, я не был собой. Я все время ощущал незримое принуждение, исходящее от Звездных Владык — а возможно, как я тогда думал, и от Савантов — и это заставляло меня совершать действия и поступки, не вполне отвечающие моей природе. Меня угнетало это удушливое ощущение роковой предопределенности. Странные и таинственные силы вырвали меня с родной Земли, и я откликнулся на это с энтузиазмом и радостью. Но тяжелые предчувствия, которые я не мог стряхнуть, омрачили мои мысли и действия. А здесь, в этом гигантском магдагском храме на-Приагс, Звездные Владыки явно покинули меня. Похоже, они сочли, что их планы на мой счет не оправдались, и я для них бесполезен.
И я вдруг почувствовал себя свободным. Мне стало легко. Я снова мог стать прежним обыкновенным Дреем Прескотом и встретить грозящий мне рок со всей своей обычной грубой смелостью, которую мог призвать.
Чтобы умилостивить сверхъестественные силы и обеспечить возвращение Генодраса, на ритуальных играх Магдага использовали самых высокопоставленных пленников. Нас запихали в железные клетки, выходящие в зал храма на-Приагс, с тем расчетом дабы мы видели, что нас ждет, и содрогались при виде своей судьбы. Вцепившись в прутья клетки, я смотрел на разворачивающуюся передо мной фантастическую сцену. Огонь светильников и факелов мерцал и вспыхивал, озаряя массивные стены с вереницами картин и рельефов, прославляющих мощь Магдага фресок, скульптуры зверей-богов и подавляющее обилие декоративных деталей.
Увиденное поразило меня.
Вокруг расчищенной площадки, на которой нам предстояло быть замученными до смерти посредством ужасающих и изощренных пыток, не укладывающихся в сознании нормального человека, расположились в ожидании рядами магдагские магнаты. Они ожидали появления церемониальной процессии, которую должен был возглавлять верховный магнат этого храма, которым был Гликас. Вся толпа разом вздохнула, когда закурились благовония и в огромное помещение степенно вошли жрецы и священная стража. Гликас, такой же коренастый, жесткий и подлый, как всегда, проследовал вперед, а над его головой четверо вельмож несли расшитый золотом священный покров.
Я обвел взглядом зал. И был поражен.
Присутствующие все до единого были одеты в красное.
Одетые сплошь в красное они ждали, или мерным шагом шли к помосту, сплошь в красном, и на боках у них покачивались длинные мечи, сломанные пополам, с выступающими из разодранных ножен острыми неровными краями.
Сплошь в красном.
Здесь, в сердце Магдага, в цитадели Гродно Зеленого!
Так вот в чем заключалась часть тайны, вот в чем часть причины, по которой все эти ритуалы долженствующие обеспечить возвращение зеленого солнца позволялось видеть только магнатам и прочей знати. От нас, жертв, конечно, не ожидалось, что кто-то выживет. И я разгадал часть этой тайны.
Красное солнце Зим, поглотив Генодрас, оставалось на небе. Так что же могло быть более естественным, для поклонников Гродно чем постараться задобрить Зара, божество красного солнца Зим! И правда что! Но как постыдно признаться в этом всему миру! Как им должно быть ненавистно то, чем они сейчас занимались, одетые в ненавистное красное к вящей славе Зара, а не Гродно, умоляя, униженно выпрашивая возвращения Генодраса — но не Гродно, а Зара!
— Святотатцы! — голый человек со следами от кнута на спине вцепился в решетку, яростно ругаясь. Другие жертвы, сидящие в клетках, тоже что-то кричали и орали, но магдагцы, похоже, привыкли к этому и не обращали внимания.
Наверняка в тот миг у меня в душе появилась какая-то жалость к жителям Магдага. Я б тоже на их месте испытывал боль, будь обречен законами астрономии терять при каждом затмении свое божество.
Но в самом скором времени пленников принялись выводить из клеток, покалывая их мечами и вынуждая выйти в центр площадки, где их ждали палачи. Творившееся там было нечеловечески жестоким, дьявольским; и творилось все это во имя религиозного суеверия.
Вонь фимиама от которого меня всегда мутило, шум, крики, резонирующее в ушах то стихавшее, то становившееся громче песнопение, вопли жертв, ощущение врезавшихся мне в ладони шероховатых прутьев клетки — все слилось у меня к мозгу в страшную серию контузий вызывая дикое потрясение. По всему храму были развешаны огромные штандарты, из красной ткани, расшитые гербами и эмблемами Санурказза и других южных городов — Заму, Тремзо, Зонда, и цитаделей, вроде Фельтераза, а также организаций и орденов, в том числе Красной Братии Лизза и крозаров Зы, и отдельных лиц вроде Зазза, Зенкирена — и Дрея, князя Стромбора!
И тут я заметил дьявольскую хитрость в этой выдумке. Когда очередная жертва падала, приняв смерть, одно из красных знамен снимали, рвали на куски и кидали в жертвенный огонь. Здесь наблюдался пример той извращенной логики на какую только и способен ум фанатика, чьи помыслы устремлены к одной-единственной цели. И все же ритуальные испытания были организованы так, что для жертвы оставался единственный, очень слабый шанс — наверно, один из тысячи — спастись и выйти живым. В таком случае спасенное от огня знамя убиралось до следующего раза, а жертва тут же возвращалась в клетку ожидать следующего испытания. Это было испытание лимом и вофло с лихвой!