Танзоро замолчал, словно что-то припоминая. Хотя на самом деле, наверно, ему просто потребовалось перевести дух.
— А чем занимались в это время две первые группы? — спросила Даша.
— Желающих жить по-старому с каждым годом становилось все меньше, — сказал Танзоро. — И вскоре не осталось совсем. Кому захочется воевать, отстаивая национальные и религиозные идеалы, если прямо под боком расцветает общество всеобщего благосостояния, и путь в него открыт? Правда, вскоре выяснилось, что материальное благополучие каждого не подразумевает благополучия общества в целом. Да, войны прекратились, — но уровень повседневной бытовой агрессии только рос, и вскоре население старых земель снова поделилось на две группы — «эстетов» и «наслажденцев». Если первые по крайней мере хотели жить в согласии с окружающими, то вторые проповедовали получение наслаждений любыми способами, в том числе при помощи насилия. Общее у тех и других было только одно: никто из них не понимал, зачем работать, если можно ничего не делать. Верный своей политике, Вагрум вновь предоставил возможность обеим группам жить так, как они хотят. Вы были в городе неподалеку — на левом берегу, где многоэтажная застройка, раньше жили «наслажденцы», на правом — «эстеты».
— Больше там никого нет, — заметил Эпштейн.
— Жители старых земель также не понимали, зачем рожать детей, если удобнее жить только для себя, — сказал Танзоро. — Проще сказать, обе группы категорически не хотели размножаться. Сначала на одно рождение у них приходилось пять смертей, потом десять, двадцать… Города по обе стороны разделительных линий превратились в огромные утилизаторы населения, и в сельских местностях дела обстояли немногим лучше. Мы, члены нового общества, с недоумением и страхом наблюдали, что происходит в этих резервациях, за их медленным угасанием, но сделать ничего не могли. Их жители по большому счету были всем довольны, и искренне считали, что в резервациях живем мы. Когда в каком-то городе людей становилось слишком мало, они переселялись в соседний. Последние жители города, где вы были, покинули его десять лет назад и никто не вернулся обратно. В настоящее время на Сангароа всего три города с общим населением миллион двести человек, и вдвое больше живет в сельских местностях. Это все, что осталось от бывшего общества благосостояния.
— А что представляет собой новое общество? — спросил Эпштейн. — Пожалуйста, расскажите нам о нем. Начиная с этапа становления, если можно.
— Мне будет весьма непросто это сделать, — сказал Танзоро. — В вашем языке просто нет слов для описания технологий, которые Вагрум использовал для создания биосети. Впрочем, в нашем тоже. Я сам воспринимаю эту информацию в основном на уровне образов, и способен понять далеко не все. Приведу пример: почти все вы у себя дома, на Земле, были опытными пользователями Интернета. Но кто из вас сумеет объяснить, как он создавался и как устроен? Хотя бы на самом примитивном уровне?
— Что ж, вы правы, — вздохнул Эпштейн.
— А биосеть несравненно сложней компьютерной, — продолжал Танзоро. — И любые мои объяснения ее устройства и функционирования не только будут грешить чудовищными упрощениями — боюсь, нарисованная мною картина вообще окажется далека от действительности. Но я попробую. Все живые организмы на нашей планете, как и на вашей, возникли в процессе эволюции, а она носит случайный характер. Идет время, меняется окружающая среда, живые существа вынуждены приспосабливаться к ней, и делают они это как придется, лишь бы выжить. Строго говоря, в рамках естественного отбора даже понятие «приспособиться» в его привычном значении не имеет смысла. Вид или популяция не приспосабливаются — они просто существуют, а отбор выбраковывает все нежизнеспособные особи. Механизмы эволюции слепы, и то, что возникает в результате их работы, бывает удивительно по сложности, но обычно далеко от совершенства. Разумные существа не исключение. Мыслительные процессы в их мозгу протекают нерационально, потому что нерационально устроен сам мозг. Больше всего он похож на дом, построенный для себя семейной парой. Вначале этой паре хватало жилой комнаты и кухни, но затем появляются дети, и все они тоже заводят собственные семьи. Представьте, что они обречены жить вместе. И вот уже к маленькому домику делается пристройка, потом другая. Над первым этажом надстраивается второй, третий… Для прохода в новые помещения прорубаются двери и строятся лестницы. Причем все это делается по нужде, наспех. Какие-то комнаты окажутся в итоге совсем без окон, и находясь в них, никак нельзя будет узнать, что творится за стенами дома. Другие будут использоваться не по назначению. Ну и вся конструкция в целом окажется далека от идеалов архитектуры, да и обычных бытовых удобств. Мозг разумных существ в процессе эволюции строился примерно так же — Вагрум взялся это исправить на генетическом уровне. После перестройки мы получили массу новых возможностей при гораздо меньших затратах энергии. Я, например, при том же объеме мозга, что и у вас, думаю быстрее и обладаю совершенным здоровьем при меньших потребностях в пище и воде. При этом ресурсы моего организма все равно избыточны. Лишнее идет на нужды биосети в целом, в основном на обеспечение информационного обмена. Другими словами, биосеть эксплуатирует меня, — но вреда мне от этого никакого. Потому что она эксплуатирует только излишки, которые мне не нужны.